А вокруг дьявольского Котла клубилась Оргия: нечисть пыталась спариваться… Пыталась – потому что бестелесность явно мешала ей. И в то же время шло бешенное ИЗЛУЧЕНИЕ ЭНЕРГИИ СЛАДОСТРАСТИЯ, которая распылялась по миру и забивала собою Души человеческие…
Антихрист родится через Похоть!.. Не потому ли каждый шабаш нечистой силы заканчивается Оргией?.. И не в половых спазмах дело, а именно в той самой ИЗЛУЧАЕМОЙ ЭНЕРГИИ… Она клубилась густая, терпкая и зримая, как дым. И сквозь неё просочился ко мне ПЛАЧ ребенка… Может быть ПОСЛЕДНЕГО РЕБЕНКА РОССИИ… Не об этой ли слезинке кричал Достоевский? Где она в нас?.. Если «народ – тело Божье», то кого мы уничтожаем, уродуя себя?..
…Когда рассвело, я по-прежнему сидел на дереве и передо мною была всё та же осыпанная камнями поляна.
Что это было – сон? Бред забывшегося шизика?
Со стороны я, наверно, так и подумал бы… Но на моей правой руке остался след от ожога, когда я случайно (перед уходом) коснулся одного из коричневато-красных камней…
Я думаю – нечистая сила знала, что я её вижу, но не стала трогать меня. Что им один человек, когда они ОБЖИРАЮТСЯ ЦЕЛЫМ НАРОДОМ!?
Но я – это тоже Народ! И от МЕНЯ зависит какими будут мои ПОТОМКИ!
И не уходить надо от Жизни, а бороться за Неё…
Иначе страшным сном зависнет над Россией картина: выжженная степь, на которой Дьявол пожирает Бога.
Июнь. 1991 г.
Валентин Сохарев
Черный глаз
Впервые прочитав коротенькие зарисовки неизвестного мне прежде, но явно одаренного писателя Валентина Сохарева, я по обыкновению настроился на грустный лад – что поделать, все это тоже наша жизнь, состоящая из белого и черного, чистого и грязного. Мы предпочитаем не замечать трагедийности нашего почти фатального, искусственно навязанного нам недочеловеческого бытия. Но оно здесь – с нами, вокруг нас. И иногда его нужно увидеть. Пусть это неприятно, страшно, горько, отвратительно… Но и лекарство не всегда бывает сладким. Чтобы излечиться от ужасной болезни, привитой нам, надо не бежать от правды, надо смотреть ей в глаза, нужен точный и верный диагноз. Не зная диагноза, не понимая, что происходит и не видя симптомов, как излечишься… Литератор издревле считался врачевателем душ человеческих. А наши души черны и страшны, они уже требуют хирургического вмешательства. В наших душах грязи, низости, подлости и черноты значительно больше, чем в публикуемых ниже зарисовках. Но все это скрыто под непрошибаемой серой замшелой коростой. Страшен человек! Дик, зверовиден и грязен! Нам бы прорвать коросту, выпустить гной и грязь, очиститься. Но нет, мы не желаем видеть очевидного, мы мажем обильно коросту румянами, пудрим, умащиваем благовонными притирками. Но каждый знает – что там, внутри. Каждый знает – и молчит. А Валентин Сохарев говорит об этом, говорит вслух, заведомо вызывая на себе град камней. И камни все летят, летит, летят…
Юрий Петухов
– Новенького привезли! – раздался восторженный вопль. Особого интереса ЭТО сообщение не вызвало. Но по больничному коридору туда-сюда заходили люди в серых пижамах и халатах. Люди с навсегда застывшими на лицах гримасами смеха, страха, боли, ужаса… И не было в их стеклянных глазах ни любопытства, ни малейшего интереса к происходящему.
– Новенького привезли!
Лезвие гильотины с визгом полетело вниз и голова, отсечённая от мира сего, упала в ящик, глухо стукнувшись о деревянное дно. Крышка тут же захлопнулась, и в ящике воцарилась густая спасительная темнота.
Раздражение осталось там, га свету в том мире… На смену ему пришло состояние полного покоя. ЕЙ, голове было уже наплевать, кого там привезли и что там вообще делается.
Тело осталось там…
– Новенького привезли!
Из артерий фонтаном хлестала кровь, заливая всё вокруг и попадая брызгами на проходивших мимо. Кое-кто боязливо ёжился и сторонился огромной красной лужи, но многие просто не обращали на неё внимания и шли по коридору, оставляя кровавые отпечатки ног.
Мало-помалу кровь перестала течь. Ему стало немного легче, но внешний мир ещё давил своей массой. Яркий свет и тихий, но настойчивый шелест шагов вызывали тупое раздражение. – Он встал, сделал пару шагов и, поняв, что на ногах ещё держится, пошёл.
– Кто это?
– Хороший парень, дайте ему закурить!
Послышался звон разбитого стекла.
– Зачем стёкла бьёшь, придурок?! На вязки его!
– У него же головы нет…
– Заткнись! На вязки, и в четыре точки два раза в день.
Он шёл по коридору, натыкаясь на стены, углы и поворачивая назад. Ему было всё равно куда идти, лишь бы убраться от света в тень. Он не хотел умирать в лучах прожекторов, эта смерть казалась Ему тяжёлой и мучительной, как впрочем и сама жизнь, в которой Он всегда стремился в темноту. Но теней не было…