38
— Господа присяжные! — сказал судья Гилрей. — На протяжении месяца мы заслушивали показания в процессе по делу о клевете, который стал самым длительным подобным процессом во всей английской судебной практике. Таких показаний никогда еще не доводилось выслушать ни одному английскому суду по гражданским делам. То, что происходило в концлагере «Ядвига», будущие поколения назовут самым страшным преступлением за всю историю человечества. Но мы — не трибунал по делу о военных преступлениях. Мы разбираем гражданский иск согласно общему праву Англии…
Подведение итогов процесса — всегда нелегкое дело, но Энтони Гилрей сумел сделать это с необыкновенным блеском, сведя все к общему праву и показав, что следует считать имеющим отношение к делу и на какие вопросы присяжные должны ответить. В середине следующего дня он передал дело на их рассмотрение.
В последний раз встал со своего места Томас Баннистер.
— Милорд, здесь предстоит принять два решения — не объясните ли вы это господам присяжным, прежде чем они удалятся на совещание?
— Да. Прежде всего вы определите, принимаете ли вы решение в пользу истца или ответчиков. Если решение будет в пользу доктора Кельно и вы согласитесь с тем, что он стал жертвой клеветы, то вы должны определить, какую сумму возмещения вы ему присуждаете.
— Благодарю вас, милорд.
— Господа присяжные, — сказал Гилрей, — я сделал все, что мог. Теперь слово за вами. Не спешите — в вашем распоряжении столько времени, сколько вам понадобится. Мои помощники позаботятся о том, чтобы вы были обеспечены всем, что пожелаете, из пищи и питья. Теперь остается еще одно дело. Правительство Польши через посредство своего посла попросило передать ему этот регистрационный журнал операций как документ огромной исторической важности, заслуживающий помещения в один из их национальных музеев. Правительство Ее Величества дало свое согласие. Польский посол не возражает против того, чтобы журнал находился в вашем распоряжении, пока вы не закончите совещание. Я прошу вас обращаться с ним как можно бережнее. Не сыпьте на него пепел от сигарет и не проливайте кофе или чай. Мы не хотели бы, чтобы будущие поколения поляков думали, будто британские присяжные отнеслись к этому документу легкомысленно. Теперь вы можете удалиться на совещание.
Был полдень. Двенадцать безымянных, ничем не примечательных англичан покинули зал судебных заседаний, и дверь совещательной комнаты за ними закрылась.
Битва между Адамом Кельно и Абрахамом Кейди подошла к концу.
В половине второго Шейла Лэм вбежала в комнату, где сидели остальные, и сообщила, что присяжные возвращаются. Коридор был битком набит репортерами. Правда, они были вынуждены подчиниться железному правилу, запрещающему любые фотосъемки и интервью в здании суда. И все же один из них не выдержал.
— Мистер Кейди, — сказал он, — присяжные совещались очень недолго. Как вы думаете, значит ли это, что процесс выиграете вы?
— Этот процесс не выиграет никто, — ответил Эйб. — Мы все его проиграли.
Он и Шоукросс протолкались сквозь толпу и оказались стоящими рядом с Адамом Кельно.
Гилрей сделал знак своему помощнику, который подошел к ложе присяжных.
— Вы вынесли вердикт?
— Да, — ответил старшина присяжных.
— И этот вердикт вынесен единогласно?
— Да.
— Решили ли вы дело в пользу истца, сэра Адама Кельно, или в пользу ответчиков, Абрахама Кейди и Дэвида Шоукросса?
— Мы решили дело в пользу истца, сэра Адама Кельно.
— И вы единогласно определили сумму возмещения?
— Да.
— Какова эта сумма?
— Полпенни.
39
Анджела вбежала в кабинет, где неподвижно сидел Адам.
— Это Терри, — сказала она. — Он вернулся и собирает свои вещи.
Адам выбежал из кабинета, шатаясь и натыкаясь на стены, поднялся по лестнице и рывком распахнул дверь. Терри закрывал чемодан.
— Я много не взял, — сказал Терри. — Только самое необходимое.
— Ты возвращаешься к Мэри?
— Мы уезжаем вместе с Мэри.
— Куда?
— Пока толком не знаю. Из Лондона и из Англии. Анджела будет знать, где я.
Адам загородил собой дверь:
— Я требую, чтобы ты мне сказал, куда вы едете.
— Туда, к прокаженным! — крикнул Терри. — Если я буду врачом, то таким, как доктор Тесслар!
— Оставайся здесь, ты слышишь?