Стоя в коридоре, он не отрываясь смотрел на нее.
– Очень забавно, – ответила она самой себе.
– А о чем пьеса?
– Я же тебе только что сказала. Там три действующих лица – Боб, Рут и Элен.
– А!
– Действительно очень забавно. А дальше будет еще забавнее, когда мы позволим себе четвертую телестену. Как ты полагаешь, долго нам придется экономить, чтобы сломать четвертую стену и поставить вместо нее четвертую телевизионную? Она стоит всего две тысячи долларов.
– Это треть моей годовой зарплаты.
– Но ведь всего две тысячи, – возразила Милдред. – Иногда не мешало бы и обо мне подумать. Если бы у нас была четвертая телестена, то эта комната стала бы вроде как вовсе и не нашей. Она превращалась бы в комнаты разных экзотических людей. Мы вполне можем обойтись без чего-нибудь другого…
– Мы и так уже обходимся без многого другого, выплачивая за третью стену. Ее, между прочим, поставили только два месяца назад, помнишь?
– Целых два месяца? – Она долго сидела, удивленно глядя на него. – Ну, до свидания, дорогой.
– До свидания, – сказал он, направляясь к двери, затем остановился и обернулся. – А какой у этой пьесы конец? Счастливый?
– Ну, до конца мне еще далеко.
Он вернулся, прочитал последнюю страницу, кивнул, сложил рукопись и отдал жене. После чего вышел из дома в дождь.
Дождь уже заканчивался. Девушка шла по середине тротуара с поднятой головой, подставляя лицо иссякающим каплям. При виде Монтага она улыбнулась.
– Здравствуйте.
Монтаг тоже сказал «здравствуйте» и спросил:
– Ну, и чем вы меня сегодня порадуете?
– Я по-прежнему сумасшедшая. Как хорошо под дождем! Я люблю гулять в такую погоду.
– Не думаю, чтобы это мне понравилось, – ответил Монтаг.
– Попробуйте – может, и понравится.
– До сих пор как-то не приходилось.
Она облизнула губы.
– Дождь, он даже на вкус приятный.
– Так вот чем вы занимаетесь, хотите по разу все перепробовать, да?
– Кое-что и не по разу.
Она посмотрела на что-то в своей руке.
– Что это у вас там? – спросил Монтаг.
– По-моему, последний в этом году одуванчик. Даже не думала, что мне удастся найти его, ведь для них уже очень поздно. Слышали когда-нибудь, что им надо потереть под подбородком? Смотрите!
Она коснулась цветком подбородка и рассмеялась.
– А для чего это?
– Примета такая: если остается след, значит, я влюблена. Ну как, остался?
Ему не оставалось ничего другого, как посмотреть.
– Ну как? – снова спросила она.
– Подбородок стал желтым.
– Вот и прекрасно! А теперь давайте проверим на вас.
– Со мной ничего не получится.
– Сейчас увидим!
Прежде чем он успел шевельнуться, девушка сунула одуванчик ему под подбородок. Монтаг непроизвольно отпрянул. Она рассмеялась.
– Не двигайтесь!
Девушка осмотрела его подбородок и нахмурилась.
– Ну, что? – спросил он.
– Какой позор! – воскликнула она. – Вы ни в кого не влюблены.
– Нет, влюблен!
– Что-то этого не видно.
– Влюблен, и еще как! – Монтаг попытался наколдовать в воображении какое-нибудь лицо, соответствующее этим словам, но лицо не появлялось.
– Влюблен, – повторил он.
– Пожалуйста, не смотрите на меня так!
– Это все ваш одуванчик, – сказал он. – Вы истратили его пыльцу на себя. Вот почему со мной ничего не получилось.
– Ну конечно, так оно и есть. Как же я вас расстроила! Вижу, вижу, расстроила. Простите меня, я и впрямь виновата. – Она слегка коснулась его локтя.
– Ну что вы, что вы, – поспешно ответил он. – Все в порядке.
– Мне сейчас нужно идти, скажите, что вы меня простили. Не хочу, чтобы вы на меня сердились.
– Я и не сержусь. Вот огорчен – это да.
– А я иду к своему психиатру. Меня туда заставляют ходить. Ну я и придумываю для него каждый раз всякие штуки. Не знаю, что он обо мне думает. Говорит, я самая настоящая луковица. Он только и делает, что снимает с меня шелуху, слой за слоем.
– Я склоняюсь к тому, что психиатр вам все-таки нужен, – сказал Монтаг.
– Неправда, вы так не думаете.