Он отпустил ее руку, когда у него загудел мобильный телефон и он вытащил его из кармана. Уже тогда ей захотелось протестовать из‑за потери его прикосновения. Как будто она привыкла прыгать в чужие машины с незнакомыми мужчинами и брать их за руки.
Каэтано что‑то выкрикнул, и машина тронулась с места, а он сосредоточился на телефонном разговоре, вытянув перед собой длинные ноги. Делани не поняла ни единого слова из того, что он быстро сказал. Язык, на котором он говорил, напоминал ей и французский, и итальянский.
После того как ей расхотелось снова требовать внимания Каэтано, она решила немного отвлечься.
Это было необходимо, когда внедорожник развернулся и поехал по переулку. Машина и Каэтано увозили ее прочь ото всего, к чему она привыкла.
– Неужели ты хочешь продать ферму? – протестовала она, обращаясь к своей матери.
– Я бы продала ее после смерти твоей бабушки, – ответила Кэтрин таким стальным голосом, что Делани засомневалась в беспомощности своей матери. – У тебя была только ферма. Но я хочу, чтобы у тебя было больше, Делани. Ты заслуживаешь большего.
– И все потому, что я не твоя дочь, – осмелилась она сказать в то утро и замерла, чувствуя себя нежеланной гостьей на той самой кухне, которую знала с детства.
– Ты моя, – страстно ответила Кэтрин. – Ты всегда будешь моей дочерью. Но я не позволю этой проклятой ферме лишить тебя шанса.
– Я не желаю быть чьей‑то трофейной женой, – возразила Делани. – Ты должна это понимать.
– Так не становись ею, – ответила Кэтрин и рассмеялась. Материнский смех показался Делани ударом в сердце. – Будь той, которой ты хочешь быть. Просто пообещай мне, что воспользуешься этим шансом, Делани. Это все, о чем я прошу.
Делани не могла сопротивляться матери. До приезда Каэтано она думала, что никогда не уедет с фермы. И поэтому она часто задумчиво наблюдала за дальними странами, которые показывали по телевизору, стараясь представить себе, каково погружать пальцы ног в белый песок на экзотических пляжах. Или подниматься на высокие горы. Или просто быть там, где ее никто не знает.
И каждый раз, когда Кэтрин видела ее задумчивость, Делани уверяла ее, что она думает о ферме. Иначе какая польза от задумчивости, когда пора сажать овощи?
– Когда‑нибудь, – любила говорить ее мать, – ты увидишь мир, Делани.
И они обе смеялись, потому что единственный мир, которым обладала Делани, показывали только по телевизору.
Так было до нынешнего момента.
– Просто пообещай мне воспользоваться шансом, – попросила Кэтрин.
– Я обещаю, – прошептала Делани, потому что не могла отказать матери.
А потом она зарыдала, и мать обняла ее, словно в последний раз. Как будто они были на похоронах Делани.
– Отказываться от того, чего ты не знаешь, не так уж и сложно, – говорила ей бабушка в своей обычной суровой манере. – Если честно, то только очень трудный выбор делает нас лучше.
Ну, Делани было крайне трудно.
Она снова и снова повторяла эти слова. В глубине души она признавала, что ее бабушка права. Может быть, со временем она утешится.
Она отправилась в приключение, и настоящая причина ее волнения в том, что она не только беспокоится, но и боится. Наверное, она считала, что совершит предательство, если примет свою новую жизнь.
Глава 4
Каэтано ни разу не приходило в голову, что потерянная принцесса Иль‑д’Монтань не захочет выйти за него замуж после того, как он столько времени разыскивал ее.
Сама мысль об отказе казалась ему нелепой. Он привык быть единственным, кто разрушает чьи‑то ожидания, устанавливает границы и следит за тем, чтобы все любовницы его правильно понимали. Он никогда не хотел жениться и редко проводил больше двух ночей с одной женщиной. Если бы он затягивал с ними отношения, они вообразили бы себе то, чего просто не могло быть.
Каэтано не имел права быть таким, как все остальные мужчины. Он умел наслаждаться, но помнил о своих обязанностях и ответственности. А также о судьбе своего народа.
Только страна могла вдохновить его принять брачные обеты, и он давным‑давно поклялся в этом. Он пожертвует собой ради процветания острова и не повторит грехи своих родителей. Его отец умер слишком рано, оставив страну в плачевном состоянии, а мать вообще забыла о своем долге.