— Нет, езжай домой, Вадим.
— Татьяна Федоровна, уже полдвенадцатого.
— И что? — спросила полная разодетая на Новый Год дама.
— Я не успею встретить этот светлый праздник, Новый Год.
— Ничего страшного. Опоздаешь немного, — сказала она.
— У меня дома ничего нет. Я готовился встретить этот светлый праздник с вами.
— С нами, — повторила дама. — Я только вчера тебе об этом сказала. Как ты мог долго готовиться?
— Я сказал долго? Нет, я, как вы сказали, готовился ровно один день. Но смог так растянуть это удовольствие, что один день показался мне, как сто лет.
— Ты так ждал этой встречи?
— Да.
— Ладно. Тогда мы выпьем сейчас, как только пробьют часы двенадцать. А потом я лягу спать.
— А я?
— А ты угощайся. Пей, смотри телевизор. Танцуй с собакой. Она это любит.
— Простите, с какой собакой? Я здесь никого, кроме нас не вижу.
— Она в соседней комнате. Позовите ее.
— Как ее звать?
— Тайга.
Вадик хотел открыть дверь, но Бухгалтер предупредила его желание.
— Позже. Я лягу спать, а ты с ней займешься.
И действительно, в соседней комнате была собака. Как только они выпили по три бокала шампанского, и дама ушла спать, парень открыл дверь, и… не успел закрыть ее. Ибо этот был тигровый дог, похожий на большого теленка. Только с торчащими, как копья, длинными ушами.
Действительно, съев, предложенную Вадимом курицу, дог пригласил парня танцевать. Это была Тайга, но мужского рода. Парень хотел спросить, почему так? Но спросить было не у кого. И он догадался сам. Ибо, как известно:
— Закон — Тайга, медведь — хозяин. Следовательно, Тайга это, конечно, он.
Собака поставила лапы ему на колени, и Вадик понял:
— Сейчас потанцуем.
— Ла шате ми кантаре! — За время всего танца Тайга ни разу не захотела встать на четыре лапы. Привычка. Наверное, каждый Новый Год танцевала, решил Вадим. Привычка свыше нам дана, замена счастию она. Счастье было за дверью, а собака здесь. Они были одного роста. Если не считать ушей. У Тайги они были длинными, и возвышались над головой парня. Лапы лежали на плечах.
— Она меня для этого и пригласила? — спросил Вадим, — чтобы я тебя развлекал? — практически ответил он за дога.
Он ошибался. Дама пригласила его провести вместе Новый Год. Но потом передумала и легла спать. И ничего, телохранитель Директора не обиделся. Такому человеку, который не обижается, когда его оставляют один на один с огромным догом, чтобы провести светлый праздник встречи Нового Года, можно разрешить говорить в кругу себе неравных. Ибо:
— Свой человек. — Этот парень не подведет.
Даша опять упала.
— Хватит, — прошипел Алексей. — Лежи, не поднимайся. Все бесполезно.
— Она, как заколдована, — прошептала Даша, лежа на полу.
— Не вставай, она убьет тебя.
— Сколько осталось до конца раунда?
— Одна минута.
— Я попытаюсь продержаться.
— Ты отойдешь в сторону, а потом хорошим хуком уложишь ее, — сказал Алексей.
Именно так Даша и сделала. Вытянутая вперед для нокаута рука Белой Медведицы повисла в воздухе. Даша ударила левым хуком. Медведица упала на колено. В зале загудели. Ничего удивительного. Две с половиной тысячи поставили на Белую Медведицу, то на Дашу, значит, поставили тысячу человек. Многие обрадовались, что такая малышка нокаутировала злую Королеву Ринга. А некоторые уже так ее и называли.
Она досчитала до восьми и поднялась с колена. Глаза Королевы Ринга сверкали бешенством. Казалось, сила ее увеличилась еще больше. Раз в десять. Даша начала отходить.
— Не давай ей дотянуться до тебя! — закричал Алексей.
Медведица зажала Дашу в угол. Она пригнулась, и кулак просвистел над ее головой.
— Это было похоже на свист снаряда, — сказала она Алексею, когда секундант развязывал ей перчатки. — Меня спас гонг.
Медведица хотела добить Дашу после гонга. Ее оттащил судья. И не без ущерба для себя. Накопленная злоба вылились в удар локтем. В солнечное сплетение судье. Несколько минут он не мог говорить. Победу Белой Медведицы объявил другой судья.
Директор Завода и его команда облегченно вздохнули. Только Вадим не радовался.
— Все свои деньги я поставил на Дашу, — сказал он.
— Зачем?! — ахнули присутствующие.
— Я надеялся на чудо, — сказал Вадим.
— Тебе захотелось чуда? — спросил Аркадий Ильич.