Паркуюсь возле сборного домика, выхожу из машины. У меня кружится голова; реальность лишь сейчас обрушивается на меня в полную силу, и я осязаемо представляю последствия. Даже с лучшим адвокатом в мире мама попадет в тюрьму. Если представить смягчающие обстоятельства — но какие, когда я даже не знаю, кто жертва! — какой минимальный срок ей грозит? Пять лет? Десять? Понятия не имею.
Выкурив еще одну сигарету, я направляюсь в больницу. Сообщаю в регистратуре, что приехал навестить мать. Администратор за стеклянной стойкой объясняет мне, что посещения разрешены с 13:00.
— Вы не знали об этом?
Я колеблюсь, изображаю смущение:
— Моя мать была госпитализирована вчера при особых обстоятельствах. Ее имя Нина Кирхер.
Медичка вздрагивает. Она в курсе. Очевидно, вся больница уже в курсе.
— О, да… Я иду… Сейчас приглашу кого-нибудь из руководства. Пожалуйста, подождите минутку, — говорит она, кивнув на пластиковые кресла у входа.
Я сажусь рядом с большим фикусом, который выглядит таким же подавленным, как и я. Долго ждать не приходится — через пять минут ко мне подходит мужчина моего возраста в костюме и представляется: он входит в состав руководства больницы, но я не улавливаю, какую роль он там играет.
— Вы сын мадам Кирхер?
— Да.
— Думаю, вам сейчас очень тяжело, — говорит он с сочувствием.
— Что случилось?
Мужчина смотрит на меня, не зная, с чего начать.
— Ваша мать поступила в отделение вчера во второй половине дня. Вы знаете, что в настоящее время проводится полицейское расследование?
Я киваю.
— Я только что прибыл из Парижа, полиция связалась со мной вчера поздно вечером.
— Понимаю.
— Я хотел бы ее увидеть.
Он откашливается, все еще сомневаясь, как поступить.
— Мне очень жаль, но ваша мать не в состоянии принимать посетителей, да и полиция… — Он умолкает и отводит взгляд.
— Она задержана, так? Поэтому я не могу ее увидеть?
— Мне жаль, но это все, что я уполномочен вам сообщить.
— Речь идет о моей матери! Мне все равно, в чем ее обвиняют. Если она госпитализирована, значит, на то есть причина. Я всего лишь хочу ее увидеть, просто увидеть!
— Послушайте, вы, конечно, имеете право узнать подробнее о состоянии здоровья нашей пациентки, но над остальным я не властен, о чем очень сожалею. Я отведу вас к врачу, который ведет ее; он вам все объяснит. Договорились?
Я не хочу устраивать сцену; киваю и следую за ним. Мы поднимаемся на лифте на второй этаж, идем по бесконечному белому коридору. Длинные цветные стрелки на полу указывают направление к различным отделениям. Администратор ведет меня в небольшие комнаты, оборудованные компьютерами, но на офисы не похожие, где мне приходится ждать доктора почти четверть часа. Появляется дружелюбный бородач, явно предпенсионного возраста. На шее у него висят на цепочке очки без оправы. Произнеся несколько банальностей, он начинает задавать вопросы. «Есть ли у вашей мамы хронические болезни?.. Она когда-нибудь страдала психическим расстройством?.. Была ли жертвой кризисов в последние годы?..» Отвечаю лаконично, не понимая, куда клонит медик. Наконец он сообщает, что мою мать привезли в отделение неотложной помощи с поверхностными ранами на руках, нанесенными, видимо, ножом. Я понимаю, что он ограничится констатацией фактов, подробности хода событий ему неизвестны, потому что это вне его компетенции. Он сообщает мне, что ее доставили на скорой в сопровождении двух полицейских. Она не могла идти и до сих пор не произнесла ни единого слова.
— Ни одного, — повторяет медик, желая убедиться, что я все правильно понял. «Когнитивное оцепенение», «потеря двигательной инициативы», «полное расстройство речи» — вот термины, которые он употребляет. Видя мое перевернутое лицо, пытается успокоить меня, как умеет:
— С чисто физиологической точки зрения ваша мать, скорее всего, не страдает. Мы сделали компьютерную томографию, и результаты не показали никаких отклонений. Ее состояние — результат сильнейшего посттравматического шока.
Нетрудно понять, что так отреагировал ее мозг на попытку убить человека. Медик откашливается и говорит:
— Тотальное оцепенение — явление необычное, но и не исключительное. Мы все по-разному реагируем на потрясения. Одни больные не сдерживают эмоции, другие подавляют их. В случае с вашей матерью мы столкнулись с гипореакцией, которая транслирует страдание от того, что… — Он колеблется в течение двух-трех секунд, прежде чем продолжить. — Умышленно или непреднамеренно спровоцировала инцидент.