То Рождество было, пожалуй, самым грустным в моей жизни. Майкен осталась у Гейра и пришла ко мне только на третий день Рождества. Папа лежал в больнице, мама жила у Элизы, и в сочельник я осталась с ними. Сыновья Элизы выросли такими разными, но их все равно было легко спутать, я изо всех сил старалась сохранить в памяти то, что знала о каждом из них по отдельности. Весь декабрь Майкен проходила недовольная: ей не нравилось жить на Хельгесенс гате, не нравилось, что я толком не готовлюсь к Рождеству.
— Всем моим друзьям по-прежнему покупают рождественский календарь, — ныла она. А ей было уже тринадцать. Так что я в итоге купила ей рождественский календарь с шоколадками в каждом окошке. Было уже седьмое декабря, и Майкен открыла в календаре семь ячеек подряд и съела из каждой из них по шоколадке.
— Упс, — воскликнула она, нечаянно открыв и восьмое окошечко.
Когда мы жили в Аскиме у Тронда Хенрика, я купила форму для выпечки и спросила Майкен, хочет ли она, чтобы я испекла трубочки к Рождеству.
— Мне вообще все равно, — отмахнулась Майкен.
— Но ты любишь трубочки? — допытывалась я.
— Ну, так себе, — отвечала она. — Вот папа никогда не задает таких вопросов, — добавила она. — Он просто готовит разные рождественские вкусности и создает праздничное настроение.
Когда над бараньими ребрышками поднимался чарующий аромат и запах Рождества витал по квартире, пришло сообщение от Толлефа: «Я жутко простыл, у меня кашель и насморк. Купил акевит[6], почистил и порезал брюкву». Два часа спустя я сидела на кухне и поглощала ребрышки в полном одиночестве. Рот наполнился вкусом баранины, и меня охватило рождественское настроение, я представила гирлянды, веточки ели и сверкающие шарики на ниточках. Я не понимала, зачем я себя так мучаю, — баранина, конечно, вкусная, но всего остального-то у меня нет. Вкус рождественской еды напоминал праздник дома, но я-то находилась совершенно в другом месте, и никакого праздника у меня не было. Уже наступил январь, и я сидела в своей старой двухкомнатной квартире совершенно одна. Меня охватила страшная тоска, я тосковала по всему, с чем опоздала, мне нужно было вырваться из моей теперешней жизни, разделаться с ней, и сильнее всего я тосковала по Гейру. Я подумала: а если у меня случится нервный срыв, кому мне звонить? Но он не случился.
— Невротичка, — сказал Терье про Сандру. — Истеричка и психопатка.
Мне вспоминается Като, который рассказывал о своей предыдущей жене — она дрессировала лошадей, состязалась в выездке. Она так нервничала перед каждым стартом. Ее звали Сусанна. «С этим невозможно было жить», — сказал Като. Только и всего! Словно это была достаточно веская причина. Она, видите ли, слишком нервничала! А у него не было сил жить с кем-то, кто так нервничает. Но позже Рагнхильд рассказала, что именно Сусанна бросила его, а не наоборот. И о том, что он был раздавлен довольно долгое время. Като — раздавлен.
Я достаю из холодильника картонную коробку с вином и наливаю себе бокал. На подоконнике остались книги, которые я собиралась прочитать, а скоро осень, и выйдет множество новых книг. Я собиралась выучить французский, больше времени уделять литературе. И с папой отношения я так и не наладила. Вспоминается, как Калле произносил «Буэнос-Айрес» — неуклюже, по-деревенски, но претендуя на роль знатока экзотических стран. И я подумала: как мало я видела, как мало я сделала. От скольких вещей я отказалась. Ради чего? Перед глазами мускулистые волосатые ноги Калле, то лето было жарким. Жидкость для розжига углей, солнце. Калле только произносил «Буэнос-Айрес», и я уже была готова ехать с ним куда угодно, отказаться от всего. Но каждый раз, когда спустя годы я задумывалась об истории с Калле, все оказывалось таким незначительным. Я чувствовала стыд, не то чтобы острый и всепоглощающий, а такой маленький безобидный стыд, в котором была скрыта забота о самой себе. Случай с Калле был лишь эпизодом, а я вела себя так, словно он что-то значил. И мне было стыдно. А как многого еще я стыдилась! «Калле с Ивонной купили газовый гриль, — сказал Гейр спустя пару лет после того, как мы расстались. — Это бред. Если уж запекать мясо, то на углях».
Я зарегистрировалась на сайте знакомств. Зачем только я это сделала? Он пожирал все мое время. Когда я получала сообщения от какого-нибудь учителя в Аммеруде или инженера в Грефсене, во мне просыпались чувства, которые оказывались гораздо сильнее тех, что я испытывала, если что-то случалось с Майкен, мне казалось, это даже поддается количественному измерению. Меня не так волновало, что Майкен не получила высшего балла на итоговой контрольной по норвежскому языку, страдала от неразделенной любви, больше всего на свете хотела именно такую куртку. Я встретилась за бокалом вина с учителем, выпила кофе с инженером. Я сказала им, что не чувствую, будто между нами пробежала искра. «Пресловутая химия», — заключил инженер. Когда я встретила Терье, он показался мне таким красавчиком, и я подумала, что ни за что бы его не выбрала: мне никогда не нравились мужчины с такой внешностью. Я разглядывала его как картинку в журнале, рекламу дорогих часов или лосьона после бритья. В первый раз в кафе он сидел слегка отвернувшись, словно у него на самом деле не было времени на такие встречи или я его не особенно интересовала, а может, он думал, что слишком красив для меня. Спрашивал меня о работе, образовании, детях.