— Подруга детства, — ответила я. — Но мы не слишком часто общались в последние годы. И нет же, молочница была у Нины. Но ничего ведь, если она приедет к нам ненадолго?
Дождь льет как из ведра. Майкен вывалила на пол пазлы из коробок один за другим, не собрав ничего, и мне пришлось наводить за ней порядок. Гейр надевает сапоги и дождевик и идет показать Элизе и Яну Улаву место для парковки. Жаркое из ягненка готово, игрушки Майкен заняли свои места.
На Яне Улаве блестящие кожаные туфли и бежевые брюки, на лбу — дождевые капли. Стоит ему только переступить порог, как наша квартира словно съеживается, а концепция обустройства жилья и нашей с Гейром жизни как семьи с ребенком, работой и машиной разваливается. И хотя квартира занимает целых три этажа, общая площадь — сто тридцать четыре квадратных метра и мы почти все уже привели в порядок, складывается ощущение, что мы пригласили Элизу и Яна Улава в студенческую общагу или игрушечный домик. Кажется, что все это не наше и что я не имею представления, как мы здесь собираемся жить. Хотя на самом деле единственное, чего здесь не хватает, — это обеденного стола, да еще зеркало не повешено на стену.
— Как же здесь чудесно! — восклицает Элиза. — А сколько здесь спален?
— Три. Плюс еще комната в цокольном этаже.
— Хотела бы я знать, собираетесь ли вы заводить еще детей, но ведь об этом не принято спрашивать, — смеется Элиза и продолжает увлеченно осматривать квартиру.
Сондре топает за Майкен в нижнюю комнату. Ян Улав замечает, что мы сделали достойное приобретение.
— Такое жилье будет только расти в цене, — говорит он.
Гейр говорит, что он не рассматривает покупку квартиры как выгодную инвестицию: нам здесь нравится, и мы собираемся здесь жить.
Гейр разливает вино. Элиза и Ян Улав, едва попробовав еду, в один голос ее нахваливают.
— Все идеально, когда ты готовишь, Гейр, — говорит Элиза. — Овощи сварены как надо, все теплое и готовое одновременно. Не говоря уже про отменный вкус, и так всегда.
— А мне не нравится, — ворчит Майкен.
— Но ты ведь и сама прекрасно готовишь, — Гейр отвечает Элизе и поворачивается к Майкен: — Ты еще не знаешь, ведь ты даже не попробовала.
— О, спасибо, — говорит Элиза. — Я люблю готовить, но то, что готовлю я, ни в какое сравнение не идет с твоими кулинарными шедеврами.
Я режу мясо для Майкен на мелкие кусочки и смешиваю их с картошкой и соусом. Мясо нежное и тает во рту. Майкен говорит, что не хочет есть и будет только десерт. Я стараюсь сохранять спокойствие. Элиза нарезала мясо и картошку для Сондре, и он аккуратно подцепляет вилкой каждый кусочек.
— Почему же ты не хочешь есть? — спрашиваю я.
— Потому что, — отвечает Майкен. Она елозит вилкой в получившемся пюре, пока еда не выпадает из тарелки на стол.
— Тебе что, не кажется, что ужин очень вкусный? Тебе совсем ничего не хочется из этого? — спрашиваю я.
Ян Улав молча переводит взгляд с меня на Майкен и обратно. Майкен качает головой. Она протягивает руку и хватает меня за лицо, я прошу ее прекратить, но она не слушается. Вилка в руке Яна Улава противно скрипит о тарелку. Гейр беседует с Элизой, спрашивает, как поживают Юнас и Стиан.
— Нет, ты должна что-то поесть, — не сдаюсь я.
— Ничего я не должна, — гордо и упрямо произносит Майкен.
— Почему же? — настаиваю я.
— Кто в этом доме главный, Майкен? — вступает Ян Улав.
— Немножко я и немножко мама, и папа тоже немножко, — отвечает Майкен.
— О, значит, абсолютная демократия, — говорит Ян Улав.
— Ага, — соглашается Майкен.
Элиза рассказывает, что Стиан остался дома один и они волнуются, чем это закончится.
— Но им же надо давать почувствовать ответственность, — говорит она. — Хотя он разочаровывал нас пару раз.
— Стиану… сколько? Шестнадцать? — спрашивает Гейр.
— Семнадцать, — поправляет Элиза.
Теперь Майкен взобралась коленями на стул.
Оспорить мнение Яна Улава невозможно. Делаю я что-то или не делаю — неважно, я всегда обречена на поражение. Мне очень хотелось бы собраться с духом и заявить что-то вроде «ты не имеешь права приходить в мой дом и решать, как мне воспитывать мою дочь».
Ничто не способно меня унизить еще больше.
— Сядь нормально, — обращаюсь я к Майкен.
— Hasta la vista[2],— говорит она, сползает со стула и убегает в гостиную.
Меня бросает в жар, кровь стучит в ушах, в глазах темнеет. Можно наорать на Майкен, огрызнуться на Яна Улава, удариться в слезы — но ничего не принесет облегчения. Я боюсь поднять глаза на Гейра, потому что тогда я расплачусь. Я так люблю его, и я сжимаю зубы, поднимаю бокал и делаю глоток вина.