— А что еще? — я подался к окну.
Махина мягко дрогнула и, плавно поднявшись в воздух, стремительно набрала ход в направлении открытой магической арки, настроенной по нужным координатам. От нее снег на площади потемнел, набрал красноты.
Брат кусал губы, словно сомневался, стоит ли говорить что-то еще. Замок медленно уходил в сторону, и Эври вместе с ним.
— Узнаешь, когда придет время! — закричал он, когда мы влетели в дрожащее зеркало портала.
Глава 3
Любовь
Сегодня все изменилось.
Холодный, чужой мир, где среди диких лесов и приземистых домиков Агоса возвышается кристально-белое здание магической академии, стал моим домом на долгие годы. После Новогодья пройти еще один семестр, а дальше… Не знаю, что дальше.
Мой опекун, Патроун ис-тэ Орисс — ректор академии, будущее не пророчил, потому что у него таких — заблудших иномирцев, как я, — десятки. Да, у нас особый статус и отличается учебный курс, но на Энтаре мы все равно — чужие — и высокие посты нам не светят. Многие из наших мечтают после выпуска работать в школах Криты, а ведь могут и в Иман попасть по распределению. И вовсе не учителями. Хорошо, если местным лекарем, слугой или архивариусом. Большинство попаданок и попаданцев со слабым потенциалом после академии оказываются на улице и вынуждены продавать свое тело и магию… хотя об этом говорить на Энтаре не принято.
Мы здесь никто. Чужаки. Странные путешественники по мирам. Не выбрасывают, только потому что магия слишком ценна. На Энтаре много одаренных, но большинство из них — это слабые целители или бытовики. Больше всего ценятся боевые профессии, хотя в мире нет никаких беспокойств или угроз.
Я готова к любому исходу. Особых желаний у меня нет, рвения выслужиться — тоже, потому бал не жду, а моя магия довольно специфическая и не до конца раскрытая, вряд ли где-то пригодится или кому-то приглянется. Я хочу лишь одного — чтобы этот день поскорее закончился.
Для меня ис-тэ Орисс почти отец, я подчинюсь его воле в любом случае, даже если придется уехать за тысячи миль от Агоса, торговать зачарованными амулетами на ярмарке какого-нибудь южного городка или выйти замуж за старика, владеющего северными землями Криты.
Другое дело — доживу ли.
И выберет ли меня кто-то из сегодняшних гостей…
Патроун видел, что мне в обществе сложно, понимал причины лучше остальных, не требовал большего и всегда выручал, если не справлялась. Общаться я не люблю, нелюдима и холодна со всеми, потому что не знаю, кто я и что мне нравится. Ис-тэ так и не смог разобраться, какого типа магия в моей эссахе. И мы не нашли, из какого мира я сюда попала, когда и почему. Я ничего не помнила лет с пятнадцати, когда меня на улице, обнаженную и израненную, подобрали столичные уличные и отвели в приют. Оттуда через несколько лет Патроун ис-тэ и забрал меня учиться, потому что характер моей магии отличался от местных, а все попаданцы попадали под королевскую программу.
Я почти ни с кем не общалась и в академии.
Характер у меня такой… тяжелый. Только Патроуну доверяла, будто между нами какая-то незримая связь, как у настоящих отца и дочери.
Сокурсников тоже сторонилась. Считала, что дружба в этом временном пристанище из холодных стен бессмысленна, а любовь невозможна. Вокруг слишком много ограничений и запретов, незнакомый мир со своими законами претил, да и мое сердце не способно вместить в себя чувства и эмоции. В нем всегда пусто и холодно. Но были и другие причины моей отстраненности, и мы с Патроуном держали их в тайне. И я не могла представить, что шагнув за порог комнаты в день бала, уже не буду прежней замкнутой ледышкой.
Ребята и девчонки, что учились со мной в одной группе, большинство помнили свою прежнюю жизнь, свое перерождение или инициацию. Многие попадали сюда из других миров и знали, что их ждет, вернись они назад. А у меня не было ничего, кроме угнетающей холодной боли под ребрами, что с каждым днем становилась сильнее. Я словно чистый, но не нужный лист, который выбросили из окна.
Последний раз, когда попыталась прочитать «реституо мемориа», восстановление памяти, упала в обморок и пролежала в лазарете сутки, мучаясь в горячке. За что от опекуна получила выговор. Решила больше не испытывать себя, потому что тьма в глубине души, что изредка просыпалась во снах, пугала. Я глубинно боялась, что моя память хранит что-то ужасное и отвернет от меня и дорогого мне ис-тэ Патроуна. Наверное, потому и оставила попытки что-то вспомнить, прислушалась к опекуну.
С каждым днем, что приближал меня к выпуску из академии, в груди все больше рос невидимый кусок льда. Он давил и делал меня холоднее к остальным.
Я не умею сочувствовать. Не умею сопереживать. Не умею искренне улыбаться или радоваться.
Могу только механически выполнять задания учителей, сдавать экзамены на высшие баллы и показывать на практике безупречные общие заклинания, но мне на все плевать — делаю это от скуки или потому что требуют правила академии. Я спокойно жду бал, надеясь, что после него будут каникулы, тихие и спокойные дни без обычной учебной суматохи. Ни одному из гостей я не буду представлена, поэтому не учу парные танцы, не трясусь над нарядом, как остальные студентки. На это есть очевидные причины: ко мне нельзя прикасаться. Артефакт, который подарил мне Патроун, неосознанно отталкивает других и спасает от боли.
Иначе мне не выжить.
Бал — предварительный отбор попаданок и распределение сильных студентов.
После праздника, хотя это действо сложно так называть, жизнь в академии на несколько недель замрет. Студенты разлетятся по домам, отмечать с родными конец полугодия и пик сезона снегов.
Останемся только мы — десятки талантливых попаданцев, те, у кого нет на Энтаре дома.
Что случалось с пустыми иномирцами, если такие появлялись на этой земле, мне неизвестно. А вот девушек и парней с магией, что отличалась от энтарской, с наступлением совершеннолетия привозили в Агос, учиться.
Мы пленники обета, который подписали, когда поступили в академию. Чтобы выжить в чужом мире и не нарушить закон, обязывающий проходить обучение, каждый согласился отдать свою магию во благо Энтара. И бал на четвертом курсе — что-то вроде подведения итогов.
Опекун пообещал, что найдет способ мне помочь, нужно лишь доучиться до выпуска и не привлекать внимание общественности к своей особенности. И я Патроуну верила, поэтому шла дальше и даже согласилась постоять в сторонке на балу, пока мои одногруппники будут веселиться.
В прошлом году пятерых выпускниц с нашего потока забрали в жены иманские вельможи, трех ребят взяли на службу в храм Шэйса, одна магиня осталась на Крите, чтицей в храме Нэйши, и еще троих вернули в свои миры. Их сил было недостаточно по мнению мастеров. Среди прошлого выпуска было несколько девушек, что оказались зараженными новой, неизученной болезнью, чернотой. Они не пережили лечение и… выгорели.
Поступая в академию, я тоже согласилась с обетом, несмотря на опасность умереть пустой и ненужной. Если на ритуале выпуска, в эссахе мага найдется хоть капля черноты, его очистят. А пустые выживают редко.
Слухи неконтролируемо разрастались, и о жуткой болезни стали ходить разные легенды и пугающие факты. Говорили, что зараза забирает у мага силу, чтобы подпитывать разлом, который образовался в море Мортем. Никто точно не знает, правда это или нет, ведь туда не плывут корабли, не переносят телепорты. Что за границей черных вод смертоносного моря, ведают лишь боги. Эта тайна никому недоступна, а кураторы и мастера тщательно следили, чтобы никто не задавал лишних вопросов.
Чернота — опасный недуг, наполненный хаосом и тьмой, а главное, никто не знает, как он передается, его источник и заражаемость, потому мало кто из учеников осознавал серьезность слухов. Все верили, что их минует зараза.
Я больше всего после выпуска хотела попасть на ритуал возврата домой, пусть он сложный и почти безрезультатный. И пусть ректор категорически против этого. Ис-тэ говорил, что мне нужно искать покровителя и жить дальше на Энтаре, что это моя судьба. Я слушала, кивала, но особо в его причитания не вникала. Меня тянуло домой.