— Ага. И какой же, по-твоему, должна быть моя внешность?
Он рассмеялся. Что меня так задело? На его взгляд, я красивая. Он заправил мне за ухо волосы, лег рядом, закинув ногу на мои ноги, и потянулся к губам. Попытался разомкнуть их языком, но я не поддалась. Тогда он стал упрекать меня, что я как ледышка и бесчувственна, а ведь скоро он уедет, и мы расстанемся на несколько дней. Конечно, я буду скучать, ответила я, но у меня много работы в отеле, время пролетит незаметно. Джун Ох ушел, хлопнув дверью. Однако успел добавить, что завтра я могу переночевать у него, если захочу.
Половина десятого утра. Я мыла посуду после завтрака. Девушка, перебинтованная после пластической операции, и ее приятель вышли в столовую в одинаковых пижамах — розовая на ней, серая на нем. тусклым движением она налила себе кофе. С перевязанным лицом она напоминала панду. Устало ела йогурт с кончика ложки. Ее приятель жевал тосты с джемом из хурмы. Потом они немного посидели за столом, уткнувшись в экраны своих телефонов — Интернет здесь работал быстрее, чем у них в комнате. Альпинист завтракал в половине шестого и сразу отправлялся в горы. Черный кофе, четыре куска серого хлеба и банан, который он разрезал вдоль и мазал сливочным маслом.
Через стеклянную перегородку, отделявшую кухню от холла, я увидела, как вошел Керран. Он обратился к старику Парку, тот подозвал меня, поскольку не слишком хорошо говорил по-английски. Оставив в раковине недомытую посуду, я вытерла руки и подождала, пока на очках отпотеют стекла. Керран интересовался, можно ли съездить к границе Северной Кореи. Автобус идет до пограничного поста, объяснила я, и только на машине можно проехать дальше и посмотреть те места. В таком случае Керран возьмет машину напрокат. Парк позвонил в компанию проката автомобилей. Нужны международные права. У Керрана их не было. Но он настаивал на своем, ведь, в конце концов, у него есть французское водительское удостоверение. Парк лишь развел руками. Я предложила самой сесть за руль. Оба посмотрели на меня с удивлением. Что ж, Парк не против, но только если я успею справиться со своими обязанностями.
— Можно поехать и в другой день, необязательно сегодня, — сказал Керран.
Договорились на понедельник. Я спросила Керрана, завтракал ли он: скоро я уберу все со стола. Нет, он не голоден, хочет выйти прогуляться.
Пока Керрана не было, я решила убраться в его номере. Ужин стоял нетронутым там, где я оставила его накануне. Не может быть, чтобы Керран не заметил подноса — он споткнулся бы о него, выходя из комнаты. И уж наверняка мог бы принести обратно в столовую. Или, по крайней мере, поблагодарить меня. А вообще-то не стоит тратить время на этого француза и везти его к границе Северной Кореи.
Дневной свет, просеянный сквозь шторы, смягчал краски комнаты. По столу растянулся длинный чернильный след. Видимо, Керран пытался оттереть пятно и в итоге только размазал его. Над подставкой для благовоний бродили завитки дыма. Рядом лежали палочки из храма Наксан. В углу — чемодан. Совсем небольшой, в такой не уместишь больше двухтрех перемен одежды. Я приоткрыла его. Аккуратно сложенная одежда, чернила, кисти, завернутые в шелковую ткань, книга. В жесткой папке — бумага, которую Керран купил тогда в супермаркете, еще нетронутая. Пока он не вернулся, я поспешила навести порядок и чистящим средством принялась оттирать со стола пятно. Чернильный след бледнел, но въелся глубоко и не выводился полностью. Из мусорной корзины я вытряхнула пакет из кофейни «Данкин Донате» и обертку от чизкейка, какие продают в здешней «Парижской булочной». Прежде чем уйти, я проверила, закрыла ли как следует чемодан.