Или в следующем месяце.
– Да нет, ничего, папа…
Но отца было не провести. Он продолжал настаивать:
– Дочка, не юли! Ты же сама знаешь, что я такого не люблю. И мама не любила. Так что за решение ты приняла?
Зоя, зажмурившись, выпалила:
– Папа, мне стало ясно, что так больше продолжаться не может. Я не хочу и не могу больше…
Зловещая пауза. Зоя открыла глаза. Посверкивающие очки отца. Его подрагивающая рука. Его склоненная набок седая голова.
– …Быть вместе с Павликом!
Ну да, не хотела, но это было не то, что она собиралась сказать отцу, точнее, только часть того, причем наименее важная.
Отец поднялся.
– Конечно, это твоя жизнь, дочка, но на твоем месте я не стал бы разбрасываться человеческими отношениями. Павлик тебя любит, это каждому понятно, вы такая хорошая пара! Вы идеально подходите друг другу – два будущих светила медицины!
Отец вовсе не иронизировал.
– Папа, но я не люблю его, разве это совсем ничего не значит?
– Дочка, с чего это ты решила, что не любишь его? Конечно, любишь! Ты всегда любила! Вы же с детства знаете друг друга!
Ну да, в этом и проблема.
– И вообще, советую не спешить. И у тебя, и у Павлика сейчас важный период в жизни. Ты начинаешь учебу, он ее заканчивает и поступает в аспирантуру. Не надо никаких ненужных заявлений и скоропалительных решений.
– Папа, это не скоропалительное решение. Я не люблю Павлика. Да, он мне как друг или даже как брат, но будь у меня брат, ты же не заставил бы меня за него замуж выходить?
Отец, странно взглянув на нее, отвернулся и вполголоса заметил:
– Сейчас я скажу тебе то, чего никогда не говорил. И о чем ты не знаешь. У тебя был брат, старший. Наш с мамой ребенок до тебя. Но она потеряла его еще во время беременности…
Зоя онемела, не зная, что и возразить. И в голову вдруг пришла странная мысль: не исключено, что потеря первого ребенка у мамы была связана с ее аневризмой, она о таком читала. И если бы родители тогда задались поиском причины выкидыша…
– Папа, извини, мне очень жаль… Но почему… Почему вы об этом никогда не говорили?
Игорь Борисович ответил:
– Потому что мама не хотела. А когда ее не стало, я не видел необходимости ставить тебя в известность. Наверное, и сегодня мне надо было промолчать, но так уж вышло. Так что у тебя вполне мог быть брат, причем он был бы года рождения Павлика. Занятно, что и мама хотела назвать сына Павлом – в честь своего деда. Не вышло…
Он помолчал, а Зоя поняла: ну да, теперь тему ухода из меда вообще никогда поднять не получится!
Потому что дед матери, Павел, которого она, конечно же, не знала, потому что он умер задолго до ее рождения, был легендарным в их краях пульмонологом.
– И, конечно же, дочка, тебе не пришлось бы выходить замуж за родного брата, уж поверь мне! Так что я рад, что ты, не имея старшего брата Павлика, все же обрела другого, того, кто сможет тебя защитить, быть всегда с тобой и любить тебя…
Но она-то не любила своего Павлика! Ну, ни чуточки – как мужчину. Как брата, как друга, как хорошего приятеля – но не как мужчину!
– Ведь я грешным делом строил тогда грандиозные планы относительно Павлика, нашего сына и твоего старшего брата. Он ведь тоже стал бы врачом. Не думаю, что пульмонологом, как прадед, в честь которого был бы назван, вероятно, детским хирургом, как и я. Ну, или хирургом для взрослых, как мама. Да, вы были бы великолепным врачебным дуэтом, мой сын Павел и моя дочка Зоя!
Отец распланировал карьеру и, более того, жизнь сына еще до появления его на свет. Ну и ее, собственно, тоже.
Так какой же бездушной сволочью надо быть, чтобы после этого признания заявить отцу, что не только его умерший еще до рождения сын Павлик, но и она сама не получит медицинского образования?
– Поверь мне, дочка, мама не говорила, потому что не хотела, чтобы ты горевала и мучилась. Я ведь знаю, как она переживала тогда, после… после того, как потеряла ребенка. Но когда у нас появилась ты, мы оба дали себе слово, мама и я: если наш Павлик не станет медиком, так им станешь ты!
Он снова посмотрел на Зою и назидательно добавил:
– Конечно, жизнь твоя, и тебе двадцать лет, дочка. Ты – человек взрослый. И если ты не любишь Павлика, то ничего не поделать. Но задайся вопросом: что главное в этой жизни? Любовь ли, которая проходит? Я ведь когда-то тоже любил, признаюсь, Веронику Михайловну, но ведь это в далеком, слава богу, прошлом. Что важнее: сиюминутная прихоть или чувство долга?