Последнее замечание в преддверии 1937 г. звучало весьма зловеще, как и вывод Деборина об идеологическом смыкании советских теоретиков с фашизмом. На предстоящей сессии эти «уколы» могли превратиться в идеологическую травлю ведущих физиков, последствия которой могли оказаться весьма трагическими.
В этот момент большинство физиков проявили единодушие и твердость. Особенно энергично возражали Деборину и Вулу Иоффе, Тамм, Френкель, Фок, поддержанные Б. М. Гессеном. Смысл этих возражений заключался в следующем:
1) сами по себе новейшие квантовые и релятивистские теории философски нейтральны и, тем самым, не являются идеалистическими;
2) эти теории достаточно сложны для философов, которые их пока ещё явно не освоили, а потому философская дискуссия была бы преждевременной;
3) тонкие вопросы интерпретации теории относительности и квантовой механики «для развития конкретной научной работы наших физических институтов… не являются сейчас актуальными» (И. Е. Тамм) [10, л. 156—157];
4) ведущие физики разделяют положения диалектического материализма и нет нужды в том, чтобы им лишний раз внушать эти идеи (Иоффе).
Гессен признавал существование нетривиальных философских проблем современной теоретической физики и не отрицал необходимость их разработки, но не считал целесообразным их обсуждение на столь широком форуме; недопустимой он считал и резкую форму философской критики физики, избранную Дебориным и Вулом («надо ставить вопрос не в порядке наклеивания голых ярлычков: это материализм, это идеализм» [10, л. 159—160]).
Кржижановский и Горбунов, поначалу поддерживавшие идею проведения на сессии философской дискуссии, не выдержали и «дали отбой».
«Может быть, нам придётся поставить философские вопросы отдельно,— согласился, наконец, Кржижановский.— Над этим стоит подумать» [10, л. 160].
В результате, физикам, удалось взять верх и на неопределённый срок перенести небезопасную для физического сообщества «философскую дискуссию».
Основные особенности и итоги сессии: «явные измерения»
Доклады и выступления на сессии — огромный и ценнейший материал по состоянию советской физики в середине 1930‑х гг. Как писал в своем обзоре сессии С.И. Вавилов, «программа сессии охватила, в концентрированном виде всю физику… Лаконизм программы позволил развернуться и вглубь и вширь дискуссии, самокритике и критике… На сессии, несомненно, удалось очень отчётливо выяснить достоинства и недостатки нашей физики» [11, с. 4].
Сессия продемонстрировала весьма высокий уровень советской физики, отразила работу физиков на переднем крае своей науки, выявила основные механизмы взаимодействия физики и техники, сложившиеся в СССР за истекшие полтора-два десятилетия. В дискуссии многие физики резко критиковали друг друга. В особенности подвергался критике А. Ф. Иоффе, но все, как правило, высоко оценивали организационные и научные заслуги Иоффе.
В процессе дискуссии выявилось несколько характерных типов взаимосвязи физики и техники, связанных с различными типами физических институтов. Эти типы — механизмы — модели оказались также связанными с главными научными школами в области физики. Для изучения встроенности физиков в советское общество определённый интерес представляет и политическая риторика выступавших, которые не только демонстрировали свою лояльность, но порою вполне искренне разделяли идеалы и нормы советского общества.
а) Научные достижения и физика переднего края. Доклады Иоффе, Рождественского, Вавилова, а также небольшие содоклады Ф. Е. Колясева и Г. М. Франка к М. В. Кирпичёва содержали обширный и в общем убедительный материал о научных достижениях ЛФТИ и некоторых других институтов иоффовской системы, а также ГОИ. Вот некоторые суммарные оценки типа:
«ФТИ оказался рассадником физических знаний во всей стране», «школа акад. Иоффе… получила ведущую роль в пределах нашей страны», «ФТИ был тем зерном, из которого выросла научная культура в нашей стране» [12, с. 6].
В резолюции сессии отмечалось:
«Под руководством А. Ф. Иоффе была развёрнута сеть физико-технических институтов, послужившая рассадником физической науки… Научные работы физико-технических институтов пользуются заслуженным уважением как в СССР, так и за границей. Ряд исследований акад. А. Ф. Иоффе и его учеников составляют крупный вклад в науку» [5, с. 838—839].
Научный вклад Рождественского и его школы оценивался скромнее, хотя всеми признавались «несомненные заслуги ГОИ в деле развития теоретической и технической оптики в СССР» [5, с. 841].