Однажды Биэстээх Бочоох случайно зашел к одним жителям, где сидел шаман, приглашенный камлать, и вырвал у шамана нижнюю его челюсть. На место вырванной челюсти шаман вставил себе телячью челюсть. С тех пор шамана стали называть Торбос Сынгаахтаах (С телячьей Челюстью). Он только иногда во время камлания стал вдруг ни с того ни с сего мычать подобно теленку.
Однажды Биэстээх Бочоох, встретив шамана, вырвал у него левый глаз. Шаман вместо потерянного глаза вставил себе собачий глаз. С этого времени у шамана стали глаза разными: правый — черный, а левый — карий; в отличие от людей, когда он бывал в гостях, то его левый глаз косился на обрезки от подошвы, если в это время женщина шила торбосы. Каждый раз, когда шаман камлал у жителей, он стал проклинать Биэстээх Бочооха, грозиться съесть его, причитать, плакать. Но так как он ничего не мог поделать с ним (Биэстээх Бочоохом), он стал проклинать его потомство.
Ну а Биэстээх Бочоох-удалец и внимания не обращал на всю возню и проклятия шамана: «Телячий бесенок, что со мной сделают его абаасы. Разве сильного' абаасы одолеет. Если придет его абаасы, я раздавлю его голыми руками», — говорил он. Однажды Биэстээх Бочоох встретил шамана на острове и убил, оторвав ему голову, затем его труп сжег и пепел его костей бросил в воду и размешал деревом с корневищем. Но этот шаман имел, оказывается, предопределение воскреснуть один раз, поэтому, воскреснув, снова стал камлать[202].
Но все же он, подумав: «Если Биэстээх Бочоох убьет меня второй раз, то потом напоследок, в грядущем будущем, не смогу опять возродиться-воплотиться», — спрятался у озера Усун и умер от болезни, как обыкновенный человек. Опасаясь все же Биэстээх Бочооха, он оставил своему сыну такое завещание: «Похорони меня у самого озера Усун, для могилы выройте отвесную, как для столба яму, заройте меня в ней стоймя, а насыпь могилы сравняйте с землей». И сын его похоронил так, как завещал отец, поэтому никто не знает, где он похоронен.
С тех пор жители Ботама перестали подражательным мычанием подзывать коров, а подзывали их, говоря: «Кэл-кэл» («иди-иди»), а также телят перестали называть «Торбос», а стали называть «тамыйах», «ньирэй». Имя шамана С телячьей Челюстью не произносят вслух. Когда о нем вспоминают, то называют его просто «Дух местности».
Из записей С.Ф. Ксенофонтова из Качикатского наслега Орджоникидзевского района, 1954 г., г. Якутск [ИПРЯ, ч. 2, с. 269–270].
192. Тюмятинская шаманка
Говорят, в старину в Тюмятинском наслеге, в долине реки Лены, у залива озера Дэлгэрэ, на лугу Халлай Кумактаага жила-была старуха — тюмятинская шаманка. Ее настоящего имени сейчас никто не помнит. В этом местечке люди ее построили ей маленький балаган. В этом маленьком балагане она жила совершенно одна.
Однажды весной уроженец Тыыллыма Краснощекий Хамалга с двенадцатью всадниками приехал к ней и поджег эту шаманку. Запертая в балагане шаманка, взяв свой бубен, поднялась вверх по отверстию дымохода, но один из людей Хамалги, закрыв доскою дымоход, сидел на нем. Тогда она пыталась провалиться сквозь землю, но застряла, зацепившись за корни дерева. Она должна была спастись в своем настоящем виде, но это не удалось. Люди ее, когда строили ей отдельный балаган, столбом оставили срезанную растущую ель с корнями. Поэтому тело ее сгорело, только кут-сюр ее улетел.
Когда тюмятинцы узнали о прибытии Краснощекого Хамалги, собрались и во главе с силачом Дьегюдэл Беге поехали сражаться. В перестрелке из луков тыллыминцы смертельно поранили стрелой Дьегюдэл Беге, и тогда тюмятинцы отступили.
Прошло сколько-то много лет…
В Тюямяти участились сумасшествие и исступленное распевание.
Устами женщин-мэнэричек и сошедших с ума от имени той старухи-шаманки (которую стали звать Кыньахаммыт — Опаленная) говорилось так: «Из-за плохого отношения ко мне моих людей оказалась я со злополучной судьбой, с несчастным уделом. Если бы они, как люди, поставили бы в моем доме обрубленный столб, я, такая удалая, убежала бы от Краснощекого Хамалги в своем настоящем виде и преследовала бы его по горячим следам, разыскала бы его по остывшим следам, всех его родных и потомков выдергивала-вытягивала бы».
Вот так тюмятинские люди мучились в продолжение многих лет. Тогда старейшины — главы наслега, посоветовавшись, призвали девять шаманов, которые, прокамлав, поймали ставшую юёр шаманку[203], вселили ее кут-сюр в берестяной идол, окутали клубком шерсти и запрятали в дупло дерева, растущего на северной стороне аласа, снаружи заделали корой так, что ничего не было заметно.
202
«Мотивы восстановления утраченных частей тела и воскресения после насильственной смерти встречаются во многих легендах и рассказах о шаманах» [ИПРЯ, ч. 2, с. 325].