Довольные заключенным миром, люди на радостях поели-попили, поиграли-повеселились и разошлись по домам. Быгык Хантаха по пути домой, увидев у старика Бугуйаса лошадей, привязанных к сэлэ[76], схватил пальму и отрубил головы всем девяти кобылам с жеребятами, только старый жеребец, порвав свою веревку, перескочил через изгородь и с громким ржанием ускакал прочь. Затем Быгык Хантаха, опрокинув кожаные мехи с кумысом, проткнул их дно, понадевал их на пни в перевернутом положении. Увидев это, родичи Бугуйаса (Бугуйасы) узнали, что Быгык Хантаха обманул их, притворно помирившись, и очень обиделись и рассердились.
Летом, под осень, старик Бугуйас, раздевшись до коротких штанов, призывал сыновей своих к битве. Говоря: «Ах, ты, горе-огорченье, досада моя!»[77]. Если это горе, пусть оно будет горем для Быгык Хантаха! Если это огорченье, пусть оно будет огорченьем для Быгык Хантаха!» — стал валяться на колючках шиповника. После этого сыновья Бугуйаса Кутаахаан и Чыппа порешили воевать с Быгык Хантаха.
Осенью, в пору замерзания озер, Кутаахаан однажды старательно наточил нож и со словами: «Если суждено мне разрезать на части печень и сердце Быгык Хантаха, выпусти сгусток крови», — ударил ножом в средний столб дома, кровь не выступила; увидев это, он бросил свой нож. Затем он взял нож отца и, старательно наточив, сказал то же самое, что и в первый раз, и сильно ударил тот же столб, но кровь не выступила, поэтому он бросил прочь нож отца. После этого он выпросил нож у матери и, наточив его старательно, сказал опять то же самое, что и в первый раз, ударил столб, при этом из столба потек вниз сгусток крови. Кутаахаан, сказав: «Да», — сунул за голенище нож матери. Увидев это, сидевший тут же старик Бугуйас сказал своей старухе: «Старуха, поди-ка принеси конину, что в амбаре, и свари. Видно, этот человек собирается в путь. Если удачно съездит, пусть это будет подкреплением, если умрет — пусть это будет ему предсмертной трапезой. Вот почему, оказывается, будучи двухлетним ребенком, когда я держал его на коленях, он больно ударялся о колени мои». Старуха внесла мясо и, сварив, подала сыну. Кутаахаан разрезал [мясо] на несколько кусков тем ножом, который он отточил, взял один кусок, сказал: «Дедушка, кушай», — и бросил в огонь. Кусок, отскочивший от полена, упал на шесток, издавая звук «пёлк». Тогда Кутаахаан, сказав: «Ну, тогда покушаешь сердце и печень Быгык Хантаха», — взял сам и съел его. Затем он один съел все сваренное мясо и лег спать. Поднявшись утром с рассветом, он взял ножик, грубо отесанное топорище, сушившееся на жердях, засунул в рукав левой руки и, как было заранее условлено, отправился к своему старшему брату Чыппа.
Чыппа, знавший, что этим утром рано приедет Кутаахаан, вечером привязал к коновязи своего коня кроваво-гнедой масти, на котором он ездил на битву, приготовил вооружение и снаряжение и лег спать. Когда он спал, жена его встала и подумала: «Что же это муж мой захотел умереть в бою», — отпустила коня на волю, стянув недоуздок через голову, не развязав его.
Кутаахаан, приехав к Чыппе, чтобы его разбудить, постучал по столбу сеней. Тогда Чыппа проснулся с криком «Сук!», схватил лук и пальму и выскочил во двор. Он побежал к своему коню, но оказалось, что конь ушел, высвободив голову из недоуздка (он не знал, что коня выпустила жена). Так Чыппа остался дома.
Кутаахаан один пешком отправился по направлению к местности Оттуур Эбэ. Рано утром он вошел в дом работников Быгык Хантаха. Зачерпнув лопатой из камелька горячие угли, разбросал их на людей. Люди стали бегать с криком: «Ой, жжет! Ой, горе!» На это Кутаахаан сказал: «Если это жжет, то пусть также будет жечь Быгык Хантаха; если это горе, пусть это будет горем Быгык Хантаха!» Тем временем один старик вылез из дома через собачий лаз и сообщил о приходе Кутаахаана Быгык Хантаху, находившемуся в другом доме. Как только услышал об этом Быгык Хантаха, он вскочил с места, выхватил пальму и со словами: «Негодный Кутаахаан с его обличием, похожим на бабку передней ноги быка-пороза, кого же побеждать он пришел сюда!» — выскочил во двор. Тем временем Кутаахаан, подойдя к дому Быгык Хантаха, сидел, исступленно распевая, положив левую руку на темя, а правой посыпая себя землей. Быгык Хантаха ударил Кытахана пальмой так, чтобы рассечь ему голову. Пальма угодила в сухое топорище, вложенное Кутаахааном в рукав левой руки, и сломалась у рукоятки. Тогда Кутаахаан, спустив с рукава в правую руку отточенный нож матери, распорол им живот Быгык Хантаха. Быгык Хантаха, поддерживая внутренности, побежал задом наперед, перескочил через столбовую изгородь, даже не задев ее [верхнего прясла]. А Кутаахаан, не отрывая своего ножа от живота Быгык Хантаха, тоже прыгнул через изгородь. Быгык Хантаха продолжал бежать задом наперед, трижды обежал кругом одну лиственницу, стоявшую на середине пригорка, Кутаахаан же все это время бежал вместе с ним, не отрывая ножа [от живота]. Обессилев от этого, Быгык Хантаха повалился на спину. Кутаахаан, усевшись верхом на Быгык Хантаха и распевая по-шамански, ножом разворачивал сердце и печень его. Когда он сидел так, люди Быгык Хантаха стали стрелять из луков, хотя они и попадали в Кутаахаана, но, говорят, не смогли его убить. Затем у них стрелы кончились. В продолжение всего этого времени Кутаахаан все сидел и разворачивал ножом сердце и печень, продолжая иступленно распевать. Уже отчаялись было справиться с ним, когда один человек принес от проруби мерзлую пешню и ударил Кутаахаана в середину спины. Кутаахаан упал мертвый на Быгык Хантаха. Говорят, Кутаахаан нарочно дал себя убить таким образом, чтобы судиться вместе с Быгык Хантаха у вышнего Дьылга Тойона[78].
76
78