Как только он произнес это, с могильного холма, из-под крыши надмогильного сооружения, вдруг поднялся ввысь вихрь. В тот же момент прямо с запада задула буря, подняла и понесла страшную, черную грозовую тучу. Прилетела она к покосу и обрушила мощный ливень с градом на то место, где стояли участники помочи. Затем вихрь поднял в воздух все скошенное сено и разметал над лесом и над водой. Тех косарей он повалил лицом вниз.
Князь Дьэллэмэй сам находился в шалаше. Вихрь опрокинул тот шалаш, молния опалила всего Дьэллэмэя, обожгла всю его одежду и снаряжение. Нашли его там лежащим в бессознательном состоянии. Как только он очнулся от обморока, то стал грызть себя. Затем разбросал костер, схватил веревку и попытался удавиться. Стало ясно, что он сошел с ума, и его схватили. Вот так он буйствовал в течение полных девяти лет, не приходя в разум. В состоянии безумия он повесился.
После смерти он превратился в грозного юёря, неотвязно преследующего человека, увидевшего его. Показывался он людям в той одежде, в которой ходил, когда был здоров, верхом на том коне, на котором ездил в те годы. После того как человек слышал хлопки его плети или стук копыт его коня, он заболевал или сходил с ума. Заболевший вел себя так же, как поступал Дьэллэмэй во время сумасшествия.
Ежели он вселялся в шамана или мэнэрика, то они разбрасывали огонь, примерялись к деревьям, поднимались на коновязь, убегали куда глаза глядят, прижигали себе кожу. Кроме того, они становились на то время заиками, так как Дьэллэмэй заикался. Отбивали его левой рукой[94].
Записал В.М. Ионов. АИВ АН СССР, ф. 22, on. 1, д. 10, л. 9—14.
124. Князец Дьэллээни — тойон Бахсы[95]
Бахсынский тойон имел родовитых и богатых деда и отца и сам был богатым человеком. Он человек, притеснявший Бахсынскую землю. Однажды он в неурожайный год отправился к аласному озеру Дибилиттэ, еще в старину переданному в качестве приданого за девушку в Курбусахский наслег[96], заставил на нем выкосить камыш и, имея с собой десять человек, собрался самовольно увезти на десяти быках. Когда укладывали камыш на сани, пришел проживающий здесь человек Курбусахского наслега, сын шамана Мундулаах Угудуй и сказал: «Зачем потревожили мою землю? Не берите моего камыша, возвращайтесь». На это Бахсынский тойон, сказав: «Да ты еще пришел сюда и бросаешься словами», — заставил схватить парня и тут же высечь. Парень, оказавшись высеченным, плачет и рыдает, слезами умывается. На возвышенности этого аласа находились, оказывается, могилы двух шаманов Мундулаах Угудая и Ёксёкюлёх Баргыйа. Парень, усевшись верхом на могилы, ударяя по ним, плачет-причитает: «Бахсынский тойон притесняет, попирает, захватывает нашу родную землю, отнимает ее, послушайте-посмотрите, помогите-защитите». При этом внезапно спустившийся вихрь закружил и поднял ввысь шапку Бахсынского тойона из чернобурой лисы с бобровыми наушниками, ветер не дает возможности нагрузить сено и камыш. Бахсынские люди и сами-то насилу убежали.
Бахсынский тойон слег, заболев в пути. С этого случая Дьэллээни, сойдя с ума, проболел целых девять лет. Его постоянно держали связанным и в колодке, садили, надев на него тяжелые доски. Его привязали веревкой между двумя деревьями и надели колодку, он там и умер. Летом похоронили там, где жил, на склоне горы Мелюгэр. Над могилой ему поставили деревянный намогильник.
Шаманы и шаманки тойона Бахсы ввели в сонм юёр и при заклинаниях называли его «Айыы», «Дьэллээни с вороном». [При обряде] подражали его мучительной смерти, кричали-выли, били по деревьям и травам.
Со слов Петра Филипповича Слепцова, 72 лет, Бахсытский наслег Чурапчинского района. Записал С.И. Боло 19 июля 1934 г., местность Кюнкж [ИПРЯ, ч. 2, с. 277–278].
125. Дух-хозяйка Алтана
В давние времена в Хаптагайском наслеге Восточно-Кангаласского улуса, за всю жизнь нажив «сюллюкинское» богатство, жил, говорят, улусный голова Федор Хаччылаах Хайааны. Этот человек даже сам не знал количества своего скота, говорят. Когда был пьяным, он говорил: «Если положить в ряд мои серебряные монеты, то они дошли бы от одной священой горы Ытык Хайа до другой». Этот голова имел жену по имени Матрена Халлаан.
У них дети все время умирали, оказывается. Они все умирали, достигая восьми-девятилетнего возраста. Старики того времени говорили: «Вот, у вас умирают дети, вы воспитывайте их, спрятав где-нибудь на стороне». Послушав это, Федор Хаччылаах Хайааны двух умерших детей, девочку и мальчика, положил в погреб, думая: «Когда жена родит, я спрячу ребенка». Жена его оказалась беременной. Она, оказывается, не знала, что ее муж положил тех мертвых детей, только сам хозяин знал это, говорят. Три дня пролежала женщина в родовых муках. И вот наконец жена родила. Этого родившегося ребенка по левой стороне дома понесли в хотон и вынесли через окно, через которое выбрасывали навоз, и спрятали у соседей. Вместо этого ребенка, по подговору хозяина, повивальные бабки завернули мертвую девочку. После того как женщина пришла в себя, полегчала, на третий день родин этого ребенка похоронили[97]. С тех пор жена больше не рожала.
94
По верованиям якутов, злых духов, в том числе
96
С возникновением у якутов раннеклассового общества в XVIII в. родоначальники стали захватывать общинные покосы и распоряжаться ими по своему усмотрению. В преданиях отмечаются случаи отдачи покосных угодий в качестве приданого за девушку, вышедшую замуж в другой род, что вызывало протесты родовичей [ИПРЯ, ч. 2, с. 326].
97
«В старину у людей, у которых умирали дети, был обычай отдавать новорожденных детей тайком от матери чужим людям на воспитание. Вместо ребенка подкладывали щенка или куклу из пряжи. Этим самым люди думали обмануть злого духа, пожиравшего детей» [ИПРЯ, ч. 2, с. 326], см. также [Алексеев, 1980, с. 137–146].