Меня многіе предупреждали, что кардиналъ статсъ-секретарь не особенно разговорчивъ. Иные называютъ его «сфинксомъ». О его наружности я могъ только судить по карточкамъ, до того вечера, когда я попалъ къ нему. На фотографическихъ кабинетныхъ; портретахъ, какіе продаются въ эстампныхъ и книжныхъ магази нахъ, на Piàzza di Spagna и Via Condotti, кардиналъ Рамполла снятъ нѣсколько лѣтъ назадъ; лицо на нихъ совсѣмъ еще молодое, неправильное, но вдумчивое, интересное. Судить по нимъ о его теперешней наружности и, главное, о фигурѣ и ростѣ—трудно.
Репутація «сфинкса» и «молчальника» могла смущать передъ визитомъ къ первому сановнику римской куріи, Веніамину Льва XIII.
Но та же русская дама, которая такъ заботилась о моихъ римскихъ знакомствахъ, писала мнѣ: «Кардиналъ Рамполла кажется замкнутымъ и почти суровымъ; но это человѣкъ мягкій и добрый, отзывчивый на все хорошее».
Пріемный часъ его — вечеромъ, передъ обѣдомъ, отъ 6 до 7 часовъ. Секретарь миссіи сообщилъ мнѣ, что въ такой-то день кардиналъ будетъ меня ждать у себя. Никакихъ формальностей для доступа не нужно, а надо только у калитки тѣхъ воротъ, которыя ведутъ къ Cortile S. Damaso, сказать часовому, что вы имѣете аудіенцію у кардинала статсъ-секретаря.
Кто бывалъ въ Ватиканѣ только съ двухъ сторонъ — тамъ, гдѣ бронзовыя двери ведутъ вверхъ въ Станцы, Сикстинскую капеллу и Пинакотеку, и особый проѣздъ, позади Петра вверхъ къ музею скульптуры, тотъ видалъ внутренній квадратъ двора S. Damaso, гдѣ подъѣздъ къ папѣ, только сь галлереи рафаэлевскихъ ложъ. Оттуда весь этотъ дворъ какъ на ладони. И къ нему ѣдутъ сначала по тому же пути, какъ и къ музею. И когда поворачиваютъ влѣво, чтобы подняться на пригорокъ — вправо большія ворота, къ вечеру затворенныя, и рядомъ маленькая кордегардія.
Фіакръ остановился. Подошелъ унтеръ-офицеръ, швейцарецъ, въ фуражкѣ блиномъ (вродѣ нашихъ солдатскихъ) и въ сѣрой шинели — въ видѣ халата.
Отъ него шелъ довольно явственный спиртной запахъ. Разговоръ произошелъ, разумѣется, по-нѣмецки.
— Есть у васъ билетъ дипломата? — спрашиваетъ унтеръ, держа въ рукѣ фонарь.
Никакого у меня билета не было. Я объяснилъ, что имѣю аудіенцію у кардинала Рамполлы черезъ русскую миссію.
— Какъ же безъ билета? Мы не можемъ пропустить.
Я повторилъ, что его эминенція назначилъ мнѣ быть у него отъ 6 до 7 вечера.
Унтеръ помялся. Но видя, что я съ нимъ шутить не буду, сказалъ, смягчая тонъ.
— Извините… Это наша обязанность.
Фіакръ надо было оставить за воротами; на Cortile S. Damaso пускаютъ только двуконные экипажи, безъ извозчичьихъ номеровъ.
Унтеръ отрядилъ со мною солдата безъ ружья, въ такомъ же сѣромъ балахонѣ поверхъ разнокусочнаго своего мундира, по рисунку Микель Анджело. Верзила швейцарецъ, съ такимъ же граубюнденскимъ акцентомъ, какъ и у унтера, предложилъ мнѣ подняться на лифтѣ. Я отказался и сталъ подниматься по мраморнымъ лѣстницамъ папскаго подъѣзда. На каждой площадкѣ расхаживалъ швейцарецъ съ алебардой и его шаги звонко раздавались среди могильной тишины стѣнъ Ватикана. По лѣстницѣ стоитъ умѣренный свѣтъ, отражающійся на блескѣ желтоватыхъ стѣнъ. На каждой площадкѣ я говорилъ часовому:
— Я иду къ кардиналу статсъ-секретарю.
И швейцарецъ указывалъ рукой наверхъ и говорилъ, сколько еще поворотовъ.
Вотъ и стеклянная дверь въ парадную кордегардію папы. Отъ нея надо продѣлать еще два длинныхъ поворота. Все тё же тишина, почти жуткая.
Въ передней кардинала одинъ жандармъ и старичокъ служитель въ ливрейномъ фракѣ.
Старичокъ, когда я ему отдалъ карточку, проговорилъ мнѣ, какъ вездѣ, въ «хорошихъ» домахъ:
— Si accomodi, signore! [55]
И пошелъ въ пріемную, куда, сейчасъ же вернувшись, пригласилъ и меня. Тамъ, за большимъ столомъ, подъ лампой, дежурилъ кругленькій, благообразный молодой брюнетъ въ сутанѣ. Онъ очень любезно попросилъ подождать и скорой, легкой походкой, точно женщина въ черной юбкѣ, скрылся налѣво, гдѣ начинается такая же анфилада залъ, какъ и у префекта Пропаганды.
Меня попросили подождать въ одной изъ залъ, гдѣ происходятъ засѣданія вокругъ овальнаго стола, покрытаго сукномъ, съ цѣлымъ рядомъ чернильницъ на клеенчатыхъ подножкахъ. Отдѣлка этой и другихъ комнатъ отзывалась началомъ вѣка: суховатая мебель, потемнѣлыя картины, распятіе.
Черный попикъ стушевался. На порогѣ гостиной, со штофной мебелью, не обширной и не высокой комнаты, какъ и всѣ остальныя пріемныя, стоялъ кардиналъ статсъ-секретарь, протягивая мнѣ руку.
По портретамъ нельзя видѣть, что онъ большаго роста, по крайней мѣрѣ, такого же, какъ префектъ Пропаганды кардиналъ Ледоховскій, съ лицомъ неопредѣленныхъ лѣтъ, съ темными, совсѣмъ еще не сѣдѣющими волосами, скорѣе худой, чѣмъ полный.