— Sehr anstrengend für die Dame! [63]
Это «für die Dame» было архи-нѣмецкое.
На балы въ Квириналѣ въ Римѣ, въ болѣе избранномъ обществѣ, смотрятъ какъ на то, что у насъ зовется «толчея». Тутъ весь оффиціальный міръ, вплоть до средней руки чиновниковъ съ женами и дочерьми. Римская знать — та, которая держится еще Ватикана— совсѣмъ не бываетъ въ Квириналѣ, а та, что сдѣлалась «бѣлой», тоже какъ бы сторонится отъ такихъ слишкомъ доступныхъ пріемовъ. Тѣмъ, кто не танцуетъ, не особенно занимательно на придворныхъ балахъ. Мужчинъ, пріѣхавшихъ въ одиночку, отдѣляютъ и они должны ждать въ небольшой гостиной, откуда входъ въ галлерею, ведущую въ танцовальный залъ. Ждать приходится съ добрый часъ. Лакей стоитъ у двери и не пускаетъ до тѣхъ поръ, пока не начнутся танцы. Никого изъ дежурныхъ придворныхъ не видно. Это похоже на жданье у кассы театра. Гостиная вся набита, до краевъ, и всѣ должны стоять на ногахъ. Когда отворяютъ наконецъ дверь, всѣ бросаются въ коридоръ, многіе бѣгомъ. А въ залу долго нельзя проникнуть — въ дверяхъ стоитъ стѣна. И чтобы пройти въ гостиныя, надо знать, что справа холодный коридорчикъ, вдоль стѣнъ танцовальной залы, приведетъ васъ туда. Танцуютъ на коврѣ, офицерики, молодые люди во фракахъ. Въ мундирахъ только нѣсколько придворныхъ. Королевская чета стоитъ посрединѣ залы, около двухъ большихъ креселъ. Король — сѣдой, какъ лунь, съ возбужденнымъ, загорѣлымъ лицомъ и огромными усами, во фракѣ и бѣломъ галстукѣ. Въ антракты и онъ, и королева обходятъ кругъ и разговариваютъ съ тѣми, кто имъ представляется. Обиліе черныхъ фраковъ и скромныя формы офицеровъ, даже и кавалерійскихъ полковъ, даютъ балу самую обыкновенную физіономію. Дипломатическій корпусъ — также не въ мундирахъ. Гостиныя рядомъ съ танцовальной залой всегда оживленнѣе. Тутъ только можно разглядѣть туалеты и поискать красивые лица и бюсты. Въ одномъ азъ тѣсноватыхъ салоновъ — буфетъ съ прохладительнымъ и сластями, безъ шампанскаго. Позднѣе сервируютъ въ двухъ другихъ залахъ ужинъ, за отдѣльными столиками. Ихъ берутъ приступомъ и больше половины приглашенныхъ остаются безъ ужина. Въ антракты между танцами разносятъ мороженое, пуншъ и конфеты — все довольно бѣдновато.
Въ конституціонномъ государствѣ дворъ не обязанъ разоряться свыше своей «liste civile»; но онъ могъ бы держаться на извѣстной высотѣ и привлекать столичное общество всѣхъ слоевъ и оттѣнковъ, еслибъ король былъ такихъ же интеллигентныхъ свойствъ, какъ королева.
Онъ былъ всей душой преданъ идеѣ внѣшняго могущества своей отчизны, и солдатъ заслонялъ въ немъ все остальное.
Войско стоитъ непомѣрно много для бюджета такой небогатой страны, какъ Италія. Армія утратила свой престижъ съ абиссинской катастрофы. Но все-таки нація не можетъ отказаться отъ претензіи быть первоклассной державой и несетъ тяжести налоговъ.
Нельзя сказать, чтобы въ Римѣ (да и въ остальной Италіи) чувствовался милитаризмъ. Офицеры на видъ — бравый народъ, солдаты хорошо одѣты и обучены. И тѣ, и другіе держатъ себя вездѣ — на улицѣ, въ кафе, въ театрѣ — чрезвычайно порядочно и скромно. Я не военный, но на меня давно итальянская армія производитъ лучшее впечатлѣніе, чѣмъ французская. И солдаты, и офицеры красивѣе, болѣе рослые, съ хорошей выправкой, молодцеватѣе.
Римская толпа охотно смотритъ на военные церемоніи и парады; но вы никогда и нигдѣ не замѣтите той сантиментальной нѣжности къ военщинѣ, какъ въ парижской публикѣ. Я видѣлъ двѣ церемоніи: въ 20-ю годовщину смерти Виктора-Эммануила и въ день празднованія статута. Энтузіазма нѣтъ, крики умѣренные, больше любопытства, чѣмъ патріотическаго одушевленія. Но вѣдь энтузіазма незамѣтно и при процессіяхъ въ Петрѣ и Ватиканѣ. Римъ — городъ разноязычный, полный иностранцевъ; а коренное населеніе всегда отличалось скептицизмомъ, тѣмъ, что выражается прибауткой: «на насъ не подивй». Патріотическое чувство у коренного римлянина при папахъ не могло развиваться. Онъ его утратилъ съ незапамятныхъ временъ.
Столицѣ объединенной Италіи могло бы придавать блескъ дворянство. Его не мало въ Римѣ — и чужого, т.-е. со всѣхъ концовъ Италіи, и своего — природнаго. Не враждебное идеѣ единой Италіи дворянство правительство привлекаетъ, какъ умѣетъ: даетъ почетныя званія — сенаторовъ и придворныхъ чиновъ; наполняетъ ряды дипломатовъ, генералитета, высшей администраціи. Римскіе бары — тѣ, кто помирился съ «захватомъ» Папской области — не привыкли къ дѣятельной и общественной жизни, многія семья обѣднѣли, живутъ прижимисто, своими «латифундіями» занимаются по-старому, т.-е. ничего не дѣлаютъ для народа; онъ до сихъ поръ въ рукахъ съемщиковъ, того класса кулаковъ, которыхъ зовутъ здѣсь «mercanii di campagne». Чиновничество нахлынуло въ Римъ и его такъ же много, какъ вездѣ въ европейскихъ столицахъ. Оно живетъ на маленькія жалованья и само ничего не производитъ, — также какъ и масса буржуазіи. До «итальянцевъ» Римъ еще болѣе прозябалъ; въ немъ не было никакихъ собственныхъ жизненныхъ силъ. Съ наплывомъ всякаго служилаго, торговаго и рабочаго люда всетаки есть гораздо большій обмѣнъ труда и цѣнностей, многое должно производиться на мѣстѣ. Но настоящаго матеріальнаго довольства быть не можетъ, потому что нѣтъ крупной поддержки. Доходы в заработки малые, а жизнь стала дороже и налоги все растутъ.