Но не поддался.
Сначала мы вырвались из цепких лап толпы этих пираний гостиничного бизнеса и вышли на крыльцо. В этот момент я даже чуть у Астарота сигарету не стрельнул. Но сдержался. Просто подышал полной грудью. Вдыхая сладковато-йодистый морской воздух. Живительный и даже немного пьянящий. И кромешный ад дороги, во время которой не раз и не два спрашиваешь себя: «Вот нафига вообще⁈ Что, блин, нам мешало на турбазу в области поехать⁈» как-то моментально отпустил.
Вот зачем, как бы ответил тебе этот воздух.
— Дикарями? — спросил пожилой дядечка, выбивая из пачки сигарету и как бы невзначай останавливаясь рядом с нами.
— Ага, — отозвался я.
— Далеко собираетесь? — дядечка демонстративно смотрел куда-то в сторону, типа он совсем даже не заинтересованное лицо, нет-нет.
— Сначала в Туапсе, встретим наших, а потом в Геленджик, — честно ответил я.
— Электрички ночью не ходят, — хмыкнул мужик. — Переночевать-то есть где?
— Сколько? — спросил я. Мужик ответил. Я мысленно присвистнул, конечно. По сравнению с новокиневским ценником это было что-то заоблачное. Но чего-то подобного я и ожидал.
— Я бы скинул, если бы вы недели на две остановились, но сам понимаешь… — чуть виновато развел руками мужик.
— Это за квартиру столько? — спросил я.
— Комната, — сказал мужик. И тут же добавил, до того, как я открыл рот, чтобы поторговаться. — Но зато с лоджией! На лоджии тоже диван. А если надо, то раскладушки еще достану. Так что считай что две комнаты. И ванна есть! Горячей воды только с утра не было, но сейчас уже должны были включить.
— Годится, — сказал я, подумав: «А фигли? Зато не надо больше ни о чем думать…»
Мужик оказался на колесах. И мы все, упихав себя и свои вещи в старенький москвич, поехали в наше временное обиталище.
Которое, к чести заарканившего нас мужичка, оказалось вполне пристойным. Он отдал в наше распоряжение здоровенную комнату в трехкомнатной квартире. Из мебели там имелась софа, журнальный столик, покрытый потрескавшейся полировкой шифоньер, пара простецких кресел на тонких деревянных ножках и проигрыватель хрен знает каких годов выпуска. И пачка пластинок к нему.
— Тамара Гвердцители, Роза Рымбаева… — полистал виниловое богачество Астарот. — О, надо же «Арабески». О, а вот это клевая сказка! «Али-Баба и сорок разбойников»!
После дороги мы все были такие… Слегка заторможенные. Будто не могли до конца поверить пока, что мы реально перемахнули полстраны.
— Почему у нас так не строят? — вздохнула Кристина, перегибаясь через подоконник. Вернее, это было не совсем окно, а застекленная лоджия. Но она была настолько большая, что реально воспринималась комнатой. Во всяком случае диван и стоящий перед ним большой полированный стол, которые обычно на праздничные застолья выставляют, совсем даже не загромождали все пространство. Свободного места оставалось еще столько, что мы четверо могли даже потанцевать, если бы у нас вдруг возникло такое желание.
— Здесь теплее, наверное, — не очень уверенно сказал Астарот. — Вот смотри, тут окна всего-то в одно стекло толщиной… Если у нас такие сделать, в квартире морозилка будет.
— А до моря отсюда далеко, кто-нибудь понял? — Ева отвлеклась от нарезания колбасы и оглядела нас.
— Далеко, — сказал я. — По моим прикидкам, минут сорок пешком.
— Блин, жалко, — вздохнула Ева. — Прилетели на море, а моря не видели.
— Насмотримся еще, — махнул рукой я. — Хотя может быть, можно и прогуляться…
— Да ну, там темень такая… — Астарот подошел к Кристине, которая так и не могла отлипнуть от окна. — Блин, Гриша как всегда. «Ну все, я убегаю, удачно вам найти ночевку!»
— Его тут встречал кто-то? — спросила Ева. — Он так быстро исчез, я даже не успела понять, когда…
— Если бы реально все было так шоколадно, как он говорит, он бы нас с собой позвал, — буркнул Астарот, вернувшись в комнату. Снова лег на софу. — Стопудово там как всегда. Он наврал с три короба и сбежал. А ночевать будет где-нибудь на вокзале. А утром свалит в свой Геленджик.
— Кстати, Саша, — голос Евы стал вкрадчивым. Она бросила на меня хитрый взгляд. — А что он за человек вообще? Ты его, кажется, не любишь за что-то?
— Да врет потому что он все время! — дернулся Астарот. — Ему всегда нужно быть самым лучшим, вот он и… Да ну его! Уехал, и хорошо. Не будет нам весь отпуск глаза мозолить. И тыкать своим превосходством. «А вот я! А вот я!»
Несмотря на раздраженный тон, замечание Астарота было в чем-то верным. «А вот я!» — это было прямо-таки гришино второе имя. Пока мы болтали в самолете, он это словосочетание раз сто, наверное, произнес. В будущем он эту привычку оставит.