А то был и другой случай. Два партизана (это были физически сильные ребята) нарядились в деда и бабку и отправились в санях на охраняемый железнодорожный переезд. Невысокого роста немец остановил лошадь и потребовал документы. «Дед» стал рыться в карманах, а «бабка» набросилась сзади на обер-ефрейтора и уложила его в сани. Так немец Вернер с винтовкой был доставлен в партизанский лагерь. Он рассказал в штабе все, что было нужно.
В район станции Ессеники вышли на свободную охоту на врага две наши группы. Одна, возглавляемая начальником штаба Венчаговым, выбрав удобное место у шоссейной дороги Ессеники — Мякишево, уничтожила из засады две автомашины и одиннадцать гитлеровцев, следовавших в отпуск в Германию. Примечательно, что в чемодане у одного из отпускников ребята обнаружили пуховую подушку и колун. Грабителям годилось все.
Другая наша группа под руководством Альберта Храмова решила действовать под видом немцев и полицаев. Храмовым пошли Новомир Малыгин, Степан Сережкин, Петр Олисов, Михаил Иванов, а также Адольф и Иозеф, одетые в немецкую форму. Они должны были исполнять главную роль в захвате пленных. Упросил комбрига пустить его на это задание и адъютант Назарова Саша Николаев. Этот смелый парень из города Бежецка стал партизаном еще в первую зиму войны, он участвовал во многих боевых операциях и всегда вызывался идти на опасные дела.
После освобождения Калининской области от фашистов Александр вступил в ряды действующей армии. В январе 1945 года под городом Радом в Польше его экипаж бронетранспортера вступил в схватку с гитлеровцами, прорвавшимся к армейскому медсанбату. Более двухсот наших раненых солдат и офицеров были спасены. Сам Николаев был ранен и грудь. За этот подвиг Сашу наградили орденом Ленина.
Храмов сначала планировал остановить на дороге машину и захватить «языка», но потом у него созрел более дерзкий план.
Вот как он осуществлялся. Прихватив с собой пару бутылок самогона, партизаны с белыми повязками полицаев на рукавах прибыли в деревню Лобово, где остановилась небольшая немецкая часть, двигавшаяся в сторону фронта. Они явились в первый же дом, в котором находились два молодых обер-ефрейтора, и, разыгрывая из себя гуляк, завели с немцами разговор насчет шнапса, меда и хорошеньких девчат. Партизаны выставили на стол бутылки самогона, разложили закуску. Особенно усердствовал Адольф Иваныч. Он шутил, смеялся и даже хлопал по плечу обер-ефрейторов, щедро наливая им в кружки крепкого зелья. Самогон и свиное сало пришлись тем по вкусу. А потом Адольф предложил доехать до соседней деревни Полихново, где, по его словам, можно полакомиться медком. Гитлеровцы согласились. Саша Николаев любезно усадил их в сани. Когда же веселая компания въехала в лес, обер-ефрейторов обезоружили и доставили в бригаду, где хмель у них сразу выветрился.
Пленные Антон и Герберт, молодые парни, на допросах показали, что до армии они состояли в организации гитлерюгенд, а когда фашистская Германия напала на Советский Союз, добровольно вступили в ряды вермахта. Герберт выразил желание остаться в партизанском отряде. Антон же со слезами упрашивал нас отпустить его обратно в часть. Он показывал пачку измятых писем и твердил: «Муттер, муттер».[5] Мы попросили Адольфа Иваныча перевести письма. Их писала мать пленного:
«Дорогой мой, любимый Антон! Посылаю тебе еще одно горькое известие. Твой брат Генрих, которого ты так любил, погиб недавно в Италии у города Генуи. Мне написал это горькое известие его друг. Он пишет, что, если останется в живых, приедет к нам в Эссен и все подробно расскажет о гибели нашего родного Генриха.
Ты только подумай, мой милый сын, как горько мне, матери. Теперь наш Альфред лежит в могиле где-то у Севастополя, а Генрих — в Италии. Ради чего их завезли туда и убили?! Разве для этого растила и берегла я вас? Теперь из троих моих сыновей ты остался один. И на тебя, мой милый Антон, последняя материнская надежда. Я буду ждать конца проклятой войны и молить бога, чтобы ты остался жив».
Когда Адольф кончил читать, мы долго молчали. Все смотрели на пленного Антона. Он сидел жалкий и сгорбленный.
Да, война не щадила и немецкие семьи…
Гитлеровец клялся, что никогда не сделает ни одного выстрела в наших людей, будет агитировать других солдат против фашистов.
Кто-то из наших сердобольных ребят пожалел немецкого обер-ефрейтора, предложил завязать ему глаза, увести подальше от лагеря и отпустить. Так уж скроен русский характер — мы беспощадны в бою и душевны в мирной жизни.
Гуманную идею нашего товарища многие не поддержали.