– В общем, нам здесь нужна мужская рука. Нужен помощник. Надо будет много учиться и много работать. Первая партия цветов, которую мы поставили весной, получила высокую оценку. С мая мы занялись еще и лиственными растениями. Поддержание температурного режима – занятие хлопотное, но, мне кажется, тебе эта работа понравится. У тебя сейчас такое лицо… мирное, миролюбивое.
Закончив с сэндвичами, они по берегу залива вернулись в порт. Прошли через центр деревни, пересекли префектурное шоссе и зашагали по дороге к дому Кусакадо. Встреченные по пути жители здоровались с Юко и смотрели с интересом: кого это она ведет? Несомненно, уже к закату слухи пойдут по всей деревне. Конечно, Юко была готова прикрыть Кодзи, выдав его за родственника, но местные выяснят правду быстрее, чем муравьи отыщут просыпанный сахар.
– Что ты голову повесил? Не надо, – с подчеркнутым сочувствием предупредила Юко.
– Ничего не могу с собой поделать, – проговорил Кодзи, не поднимая глаз и наблюдая за искаженной тенью, которую зонтик Юко отбрасывал на следы шин грузовиков и автобусов – отпечатки, оставленные в разгар дневной жары на шоссе.
Дорога устремлялась к востоку, поворачивала у почты налево и, плавно изгибаясь перед воротами храма Тайсэндзи, поднималась по заднему склону холма, на котором в беспорядке были разбросаны редкие дома.
Усадьба Кусакадо стояла особняком – тем, кто не поленится залезть на самый верх вознесшейся над заливом горы, этот дом предъявлял эффектную черепичную крышу и просторный двор, целиком занятый теплицами.
На вершине холма стояла фигура в белой одежде с развевающимися на ветру полами. Ворот не было – вместо них возвышалась увитая розами арка, устроенная в белом деревянном заборе, который недавно установила Юко. На заборе висела большая табличка с надписью: «Оранжерея Кусакадо». Ожидавший Юко и Кодзи человек был одет в юкату. Небрежно запахнутая, она развевалась под порывами ветра, подобно юбке. Человек стоял неестественно прямо, как загипсованный.
Из-за тяжелой сумки, с которой пришлось подниматься в гору, по лбу Кодзи струился пот и стекал на брови. Юко коснулась его бока кончиками пальцев, будто о чем-то предупреждая. Кодзи впервые за все время поднял глаза, и его охватил страх – почудилось, что сейчас он вновь предстанет перед тюремным священником.
Но перед ними был Иппэй. Кодзи увидел его впервые с того самого дня. Стоявшее высоко над холмом летнее солнце освещало Иппэя лишь частично, оставляя в густой тени половину лица, и казалось, будто он приветствует гостя широкой улыбкой.
Глава вторая
Юко прекрасно знала, каким веселым и пылким юношей Кодзи был два года назад.
Иппэй держал на Гиндзе магазин западного фарфора и в напряженные сезоны – например, конец года и Обон[5] – временно нанимал студентов университета, который окончил сам. Кодзи отвечал требованиям Иппэя к персоналу, и ему разрешили работать в магазине и дальше, не только на праздники. Так он стал желанным гостем в доме Иппэя в Сибасироганэ.
Иппэй окончил университет по специальности «немецкая литература», некоторое время читал лекции в другом частном университете, а потом получил в наследство от родителей тот самый магазин на Гиндзе. Несмотря на новое дело, он продолжал заниматься «высокой литературой», публиковал критические статьи и приобрел определенную известность. Писал он крайне мало, но имел горячих поклонников среди читателей, и его давно разошедшиеся ранние книги высоко ценились.
Иппэй переводил и комментировал Гофмансталя и Стефана Георге[6], а также написал критическую биографию Ли Хэ[7]. Его литературный стиль отличался изысканностью и утонченностью, в нем не было ни капли деловитости, свойственной торговцам. Напротив, он был преисполнен холодной эксцентричности, тяготел к цветистости и украшательству, которые присущи ценителям искусства.
Нередко люди такого типа из-за своей природной склонности невольно наделяют себя неведомой обычным людям привилегией презирать попытки духовного совершенствования и превращаются в удивительно пустое чувственное существо. Начав работать в магазине, Кодзи был поражен, как много времени и внимания Иппэй уделял любовным делам.
Конечно, Кодзи старался держаться подальше от всего этого, ведь к нему оно никакого отношения не имело. Как-то раз, когда он закончил работу и собирался домой, Иппэй, всем своим видом выказывая дружелюбие, остановил его и предложил пойти выпить. Едва они устроились в каком-то баре, как Иппэй сразу заговорил:
5
6
7