Самые неприятные мысли Марианны были связаны с ее работой. Она полагала, что весь этот день, прошедший на работе без нее — а у нее, между прочим, в этот день была назначена презентация проекта перекрестных продаж в отделе выпечки торгового центра, — коллеги сначала ругали ее за опоздание, а потом всерьез забеспокоились. Наверняка пытались ей дозвониться, она не знала, сколько раз, ведь телефон остался в квартире, но, скорее всего, были настойчивы, уж она-то их знала. Она хотела было позвонить прямо сейчас в отдел кадров, сказать, что нездорова и будет отсутствовать несколько дней, но раздумала. Это никак не вязалось с нападением, жертвой которого она стала вчера. Лучше вообще затаиться. Она была уверена, что Жан-Жан, этот идиот, сам позвонит в кадры и объяснит ее отсутствие. Или из кадров в конце концов позвонят Жан-Жану.
В общем, Марианна решила не подавать признаков жизни в ближайшие несколько дней. Она была кругом в выигрыше: пойдут слухи о нападении, похищении и заключении. Вернувшись, она будет держаться достойно и флегматично. В проявленном ею хладнокровии увидят высокопрофессиональное качество человека, не допускающего, чтобы его личные проблемы, как бы важны они ни были, нарушали принятые перед обществом обязательства.
Когда же эти мысли и рассуждения закончили круговорот в ее мозгу и пополнили компост решенных проблем, когда ей удалось отправить туда же эмбрион чувства вины, который, к ее несказанному отвращению, возник в недисциплинированном уголке сознания, и принять как данность мысль о близкой смерти Жан-Жана, труса, предателя, лжеца, лицемера, укравшего ее жизнь, она расслабилась и стала думать о двух вещах:
— о Белом,
— о Белом и мешке денег от налета, который был где-то спрятан.
Они остановились у «Пицца-Хат». Бланш сказала, что обожает пиццу. Она заказала «Свит Чикен Карри Медиум Чизи Краст» и уплела ее, запивая кока-колой. Поймав взгляд Жан-Жана, она сказала, что выдры всеядны, это настоящий помойный бак, может переварить что угодно и не заболеть и что, как большую белую акулу для океанов, выдру можно в какой-то мере рассматривать как природного мусорщика. Жан-Жан предпринял попытку комплимента:
— Будь побольше таких мусорщиков и поменьше больших белых акул, на мир было бы одно удовольствие смотреть…
Но, сказав это, он сам понял, что сморозил бессмыслицу и что, наверно, это даже прозвучало глупо. Бланш все же улыбнулась.
Жан-Жан попытался вернуться к действительности:
— Вы сказали, что у вас есть идея… Я имею в виду… чтобы все это кончилось.
Бланш кивнула.
— Да… Думаю, да… Хотя это не совсем еще уложилось у меня в голове, полной ясности нет…
Она надкусила ломтик пиццы. Расплавленный сыр капнул на брюки. Она не обратила на это внимания и наконец ответила:
— Эта ужасная кумушка Беранжера Мулар своим рассказом подтвердила то, что я уже знаю: четыре волка составляют семью, стаю, «систему», и эта система, похоже, функционирует как все волчьи стаи, то есть с доминирующим альфа-самцом во главе, которому подчиняются остальные.
— Ок.
— Так… Я не знаю, слышали ли вы о Грегори Бейтсоне?
— Это не фотограф?
— Нет, это был ученый, он в своих исследованиях совмещал антропологию, биологию, этологию и психологию.
— Как подумаю, что я даже не поступил в коммерческую школу…
— Тем лучше для вас. Коммерческие школы — могилы для ума! Короче, Грегори Бейтсон — один из отцов кибернетики. Между 1942-м и 1952-м он регулярно принимал участие в конференциях Мэйси[22] как кибернетик и больше интересовался связями между элементами системы, чем отдельными элементами. Этот рефлекс остался у него от биологического образования: его учили обращать больше внимания на связи между различными элементами организма, чем на каждый элемент в отдельности. То есть канарейка способна летать, каждый отдельный элемент канарейки летать неспособен. Только связь между различными органами канарейки мобилизует энергию и делает возможным полет.
Бланш прервалась на минуту, чтобы заглянуть в карту десертов. Остановившись на «Трио блинчиков с ванильным мороженым», она продолжала:
— Придя к кибернетике, к изучению систем, Бейтсон скажет, что существуют два типа систем: системы живые и системы неживые. Канарейка — живая система, семья — живая система, радиатор — неживая система, двигатель внутреннего сгорания тоже. Неживые системы подвержены энтропии, то есть имеют физическую тенденцию двигаться от равновесия к хаосу. Радиатор рано или поздно остывает, двигатель внутреннего сгорания ломается. С живыми системами все наоборот, они имеют тенденцию самостоятельно, «естественным образом» поддерживать равновесие, статус-кво, он назвал это негэнтропией.
22
Встречи ученых в Нью-Йорке под руководством Франка Фремонт-Смита в Фонде Джозии Мэйси-младшего с 1941 по 1960-е годы.