— И вот ты явился, чтобы вернуть Арти его вещи и забрать свой?
Я снова покачал головой.
— Нет, я пришел забрать тебя.
— Меня? — повторила Хло таким тоном, будто не понимала, о чем я говорю.
Пришлось протянуть руки, заключить ее в объятия и поцеловать. Мы малость помлели, потом оторвались друг от друга, переглянулись и захихикали.
— А я уж и не чаяла с тобой свидеться, — сказала Хло.
— Надо думать, — ответил я.
— Да что ты в этом смыслишь?
— Довольно много, — я снова поцеловал ее и сказал: — Где мы будем ночевать — тут или у меня в Канарси?
— Мы? Что значит — мы?
— Ты понимаешь, о чем я.
Она высвободилась из моих объятий, отступила на несколько шагов и оглядела меня с ног до головы.
— Ты намерен и дальше держать этот бар?
— Думаю, что нет, — ответил я. — Организации он больше не понадобится, а мой контракт с мафией кончился, потому что кончился дядя Эл. Наверное, надо определиться, найти себе нормальную работу с хорошей зарплатой и неплохим приварком и подумать, чем бы заняться на пенсии.
— Ты слишком забегаешь вперед, — сказала Хло. — Но действительно ли ты решил угомониться и вести себя как взрослый человек?
— Определенно.
— В таком случае можешь опять задать мне этот вопрос, только чуть позднее и в более приемлемых выражениях.
— Еще как задам, — пообещал я. — А как насчет обеда? Ты не хочешь сходить в настоящий ресторан?
— Вот здорово! Я только…
В дверь позвонили.
Мы с Хло переглянулись.
— Как ты думаешь, это Арти? — шепотом спросила она.
— Не знаю, — ответил я.
— А что, если он?
— Ты имеешь в виду нас с тобой?
Она кивнула.
— Яс ним поговорю, — пообещал я. — Не беспокойся, я хорошо знаю Арти. Он все равно не связывал с тобой никаких далеко идущих планов. И вообще ни с кем.
— Я знаю, — сказала Хло.
Я подошел к двери, открыл ее и увидел, что это вовсе не Арти, а мальчик-рассыльный из «Вестерн-Юнион». Он вручил мне конверт и ушел, а я закрыл дверь, вскрыл конверт, и подошла Хло, и обняла меня рукой за талию, и прижалась щекой к моему плечу, и мы вместе прочитали телеграмму.
Она пришла из Хантсвилла штата Алабама, и была адресована нам с Хло, и в ней говорилось вот что:
«Алтея и я поженились Хантсвилле нынче днем тчк Утром вылетаем Швейцарию тчк Почему бы и вам не поладить вопросительный знак».
— Ну, это конец! — воскликнула Хло.
И была права.
АРТУР КОНАН ДОЙЛ
ВЛАДЕЛЕЦ ЧЕРНОГО ЗАМКА
Случилось это после вторжения в пределы Франции прусских армий, отбросивших к северу от реки Эн и к югу от Луары расстроенные силы молодой республики [2]. Казалось, Рейн вышел из берегов, когда через него на французскую землю медленно покатились три мощных и страшных в своей неудержимости потока вооруженных захватчиков, отклоняясь то на север, то на юг, отходя друг от друга и вновь сходясь, чтобы слиться потом в окружившее Париж кольцом огромное озеро — источник новых, но уже менее мощных потоков; из последних один устремился на север, другой на юг, к Орлеану, а третий на запад, к Нормандии, где очень скоро прусские кавалеристы, многие из которых до этого никогда не видели моря, купали своих коней в Ла-Манше. Как личное унижение, как позорный след от удара на прекрасном лике своей родины воспринимали французы вражеское вторжение, мрачны и горьки были их чувства. Они мужественно оборонялись, но пруссаки пересиливали их силу. Снова и снова французские войска пытались противостоять этим кавалерийским лавинам, этой бесчисленной пехоте, этой мощнейшей артиллерии, но тщетно: батальоны неприятеля казались несокрушимыми. Другое дело — боец против бойца, десяток на десяток, тут силы становились равными, храбрый француз в схватке один на один мог заставить любого пруссака проклясть день переправы через Рейн. Тан началась другая война — не отраженная в хрониках битв и осад, борьба патриотов, которую захватчики поспешили объявить подлой и незаконной, в соответствии с чем за каждого своего солдата, убитого французскими партизанами, пруссаки мстили мирному населению кровавыми репрессиями.
В этой новой войне 24-й Позенский[3] пехотный полк нее внушительные потери. Он квартировал в небольшом нормандском городке Лес-Андели, а его аванпосты занимали близлежащие деревушки и хутора. Хотя в радиусе доброй полусотни километров никаких французских войск и в помине не было, командиру полка фон Грамму чуть ли не каждое утро приходилось выслушивать зловещие рапорты об убитых на посту часовых и не вернувшихся в расположение вверенной ему части реквизиционных командах. Досада полковника усугублялась его растущей уверенностью в том, что виновником всех этих невзгод является один и тот же человек. Пруссак давал волю гневу, от которого пылали хутора и дрожали деревни, но следующее утро вновь приносило мрачные известия. Какие бы меры фон Грамм ни принимал, он не мог отвязаться от своего анонимного врага.
2
Действие рассказа происходит во время франко-прусской войны (июль |870-го — январь 1871-го), в первые же дни которой французские силы потерпели ряд поражений, а 2 сентября 84-тысячная армия во главе с Наполеоном III, попав в окружение при Седане, сдалась германским войскам в плен. 4 сентября, как только известие об этом дошло до Парижа, там вспыхнула революция, Наполеон III был низложен, Вторая империя рухнула. Провозглашение республики вызвало огромный патриотический подъем; во многих городах, местечках и селах формировались отряды добровольцев, принимавших название «вольных стрелков», «партизан», «разведчиков», «мстителей» (здесь и далее —
3
Позен — немецкое название польского города Познань, в описываемый период входившего в состав Пруссии.