Собственно, именно терминологическая путаница и порождает те бури, что бушуют в стакане с фантастической критикой. Лично мне однажды довелось разнимать двух весьма уважаемых спорщиков, которые, говоря об одном и том же с использованием разных понятий, едва не дошли до потасовки.
Как следствие фантастического литературоведения как такового мы и не имеем: достаточно раскрыть любой посвящённый фантастике журнал или тематический сборник, чтобы убедиться: отведённые критике разделы, в массе своей, заняты либо библиографией-мемуаристикой, либо разбором внутрифэндомных дрязг. Безусловно, и то, и другое, да и третье, разумеется, крайне интересно и небесполезно, однако не способно что-либо объяснить.
Рискну предложить следующий эксперимент: попытаемся выстроить суждение не индуктивным, а дедуктивным методом, то есть не станем в очередной раз притягивать к реалиям существующую терминологию, а попытаемся изучить само явление, дабы в итоге найти для него достойное определение. Безусловно, никто не претендует на обретение в финале некоей окончательной истины. Однако, возможно, шаг на пути к ней будет сделан.
Нет, в самом деле, что же всё-таки объединяет между собой космооперу, киберпанк, городскую фэнтези, сакральную фантастику, хоррор… бранчей существует немало?
Крамольную мысль о том, что фантастическим мы называем произведение, которое содержит в себе события (явления), невозможные априори, отметем сразу. Во-первых, вопрос о возможном не имеет корректного ответа, ибо искусственно ограничивает сферу человеческого познания. Это противоречит самому духу фантастики. Во-вторых, такая позиция противоречит основам мышления, заложенным ещё Аристотелем: «всё помышленное возможно». Кроме того, не следует забывать, что невозможное для автора вполне может существовать вне сферы его эрудиции. То-то удивился Стивен Кинг, когда мальчики из Лэнгли чуть не притянули его за разглашение гостайн! Да и не один он был такой. Ведь, помимо прочего, фантастика несёт ещё и предикторские функции: случаи детальных предсказаний, сделанных тем же Жюлем Верном, общеизвестны.
Попытка же включить в рамки фантастического допущения вообще любой вымысел превращает само это понятие в избыточное: фантастика разворачивается во всю художественную литературу. Неудивительно, что порою раздаются призывы считать фантастами «не только Булгакова, но и Свифта, Гоголя, Пелевина, Гомера, Мильтона и, разумеется, Паниковского»[7].
К тому же, невнятицу в поиски приемлемого критерия определения вносит именно разнообразие существующих направлений в фантастике — от твёрдой НФ до фэнтези.
Так ведь и это ещё не всё! Произведение, содержащее едва ли не образцовое фантастическое допущение, отнюдь не обязательно будет отнесено к фантастике.
Можно сколь угодно изощряться в остроумных насмешках над «боллит-рой» и «букеро-водочными» премиями, или, наоборот, всеми правдами и неправдами стремиться в ряды «мэйнстримщиков» и «магических реалистов», — однако любая модель поведения здесь будет лишь рефлексией, вызванной не выявленным раздражителем.
Нет, серьёзно! Почему «Ульфила» Хаецкой или «Шутиха» Олди — фантастика, а «Римский медальон» Д'Агата или тот же павичевский «Хазарский словарь» — нет? На основании чего из всех фантастов США в «боллитру» был делегирован не Брэдбери или Шекли, а именно Воннегут? Присуждение в нынешнем году «АБС-премии» «Орфографии» Д. Быкова вызвало немало пересудов, а роман О. Дивова «Толкование сновидений» был легко воспринят именно как фантастический, хотя от фантастики в нём, по большому счёту, только талант автора.
Замечу здесь, что «АБС-премия» остаётся, пожалуй, единственной в пространстве Фэндома наградой, доступной авторам, не позиционирующим себя как фантасты. Во всех иных случаях таковые оказываются неизбежно в хвосте итоговых релизов, даже при включении их в номинационные списки. Примеров тому — тьма.
Но и ограничивать фантастику рамками Фэндома также неверно: существует изрядное количество авторов, не имеющих ни малейшего отношения к конвентам и премиям, однако, безусловно, являющихся фантастами. Это, я полагаю, не требует долгого разбирательства.
Принадлежность к фантастике есть факт самоидентификации автора? Похоже, да. Веллер или Пелевин не изменили своему творческому кредо ни на йоту, однако к фантастам себя не относят уже давно. С другой стороны, в цитированном выше сборнике «Перпендикулярный мир» Ю. Буркин и О. Дивов представлены сугубо реалистическими текстами, оставаясь при этом именно писателями-фантастами. В своём эссе «Возможна ли христианская fantasy» Е. Хаецкая замечает: «Переход из одного мира в другой равносилен эмиграции, и писатель-фантаст, оказавшийся в стане «мэйнстримщиков», мгновенно теряет все свои очки»[8]. При этом уровень текста, замечу ещё раз, роли не играет. Срабатывает идентификационная система «свой-чужой», и, не получив должного отзыва, отдаёт команду на уничтожение.
8
Хаецкая Е. Собрание сочинений в пяти томах. М., «Терра — Книжный клуб», СПб. «Северо-Запад», 2003 г. T. 1. С. 436.