— И произошло это в ту пятницу, когда…
— Да. Примерно в восемь часов. Его мать твердила, что с ее мальчиком хотели совершить развратные действия, поэтому мы переговорили с ним. В основном он все выдумал, чтобы его не отлупцевали за позднее возвращение. Но он действительно видел, как четверо парней вылезали из машины к северу от поля для гольфа, на дороге, уходящей от…
— Я знаю это место, — кивнул Курт.
— Земля там покрыта опавшими листьями, снять следы протектора невозможно, тем более доказать, что машина заезжала туда именно в пятницу. Самое интересное, что в кабине горела лампочка, и мальчишка утверждает, что это был «шеви»-пикап выпуска пятьдесят шестого или пятьдесят седьмого года. Он в этом уверен. Разумеется, никаких примет этих парней, просто большие парни, но для десятилетнего большими являются все, старше четырнадцати. Один вроде бы толстый, второй — невысокий. Более ничего.
Курт насупился.
— Они приехали, когда стемнело, потом пересекли поле для гольфа и вышли на нашу подъездную дорожку…
— Совершенно верно. Прошли по траве. Опять же никаких четких отпечатков, лишь место, где прошли несколько человек, возможно, четверо. — Уорден наклонился вперед, посмотрел на свои огромные кулаки. — В одном нам повезло. Совершенно случайно я попросил экспертов поискать отпечатки пальцев в библиотеке, где, как мы предполагаем, все и произошло. И они нашли отпечатки трех пальцев и половины ладони, принадлежащих одной руке. На стене над диваном, об которую он мог опереться, когда…
Курт с шумом выдохнул.
— Похоже, вы немалого добились, сержант. И что теперь намерены делать дальше?
Уорден поерзал на стуле. Начал вертеть в руках шариковую ручку. Когда же пауза слишком затянулась, вновь посмотрел на Курта.
— Более ничего. — И добавил, увидев, как потемнели глаза Курта: — Нет, мы не закрываем дело. Но расследование считаем законченным.
— Но вы же не можете… просто поставить точку!
На него обернулись, но лишь на секунду. В бюро детективов привыкли к крикам.
— Неужели вы думаете, что мне этого хочется? — Уорден пристально смотрел на него. — Я делю людей на две категории: черви и человеческие существа. Нарушающие закон и законопослушные. Эти четверо мерзавцев — черви. Я хотел бы провести с каждым из них пять минут в темном переулке. После этого они бы и близко не подошли к женщине. Если же я их арестую, профессор, мне не удастся посадить их в камеру.
— Что вы такое говорите? — взвился Курт. — Почему не удастся? Они же напали на человека и ослепили его. Моя жена их видела, поэтому они ворвались в мой дом и… — Он осекся, слишком ярко представив себе, что произошло потом. — …И привело это к тому, что моя жена покончила с собой. И после этого вы утверждаете, что не сможете посадить их в камеру, даже если и арестуете.
— Хорошо, вернемся к нападению на Рокуэлла, профессор. Этот парень слеп. Как он сможет опознать их в суде? По системе Брайля?
— Но…
— Помните, что защиту будет представлять ушлый адвокат. Голоса? Да кого сумели осудить, ссылаясь в качестве улики на голоса, разве что эту французскую дамочку, Жанну д’Арк.
— Но моя жена при этом присутствовала. Она… — Курт смолк.
— Да. Она мертва. Парнишка на велосипеде? Прекрасный свидетель. Он видел четырех больших парней, выходящих из машины. Да, у нас есть отпечатки пальцев. Вещественная улика. Если их оставил кто-то один из этой банды, если мы все-таки поймаем его, заставим сознаться и назвать остальных, какую это принесет нам пользу? — Он пренебрежительно фыркнул. — Допустим, О-пи[7] доведет дело до суда, предъявив им обвинения в нападении и изнасиловании, и что потом, учитывая, что в нашем штате эти преступления не караются смертной казнью? Это же подростки. После того, как выскажутся все судебные психоаналитики, журналисты и адвокаты, О-пи очень повезет, если эти поганцы получат год условно и будут отпущены на поруки родителей. — Джордан раздраженно отбросил ручки. — Подростки, черт побери!
Курт медленно поднялся. Голова разламывалась, живот подвело.
— Вы хотите сказать, что их едва ли будут судить, если поймают, а если их дело все же попадет в суд, им удастся избежать наказания?