Так Фаусто узнал, что дядя берет с собой его и Мауро, а Ольга с отцом остается в Барселоне. Он не понял, кто это решил, участвовал ли отец в организации поездки или просто дал согласие. Когда они на «испано-сюизе» переваливали через Пиренеи, он увидел, как почтительно жандарм принимает документы из рук дипломата-республиканца, и весь остаток пути наслаждался неведомым прежде чувством безопасности. Дядя Фелипе будто владел ключами от мира. В первые дни в Париже он водил племянников по лучшим ресторанам, чтобы попробовали все то, чего лишила их война, а потом добился, чтобы их приняли в лицей Потье, интернат для богатых в Орлеане. Фаусто был уже подростком. Целыми днями он дрался с французами, которые без видимых причин смотрели на него косо, и познавал секс, точнее, фантазии о сексе с пятнадцатилетними девчонками, которые по вечерам приходили к нему на уроки испанского. Они читали ему стихи Поля Жеральди, а он взамен – стихотворения Беккера из материнской библиотеки. Он сам не замечал, как их выучивал, эти стихи с привязчивым ритмом, в которых все зрачки были непременно голубые, а все влюбленные задавались вопросом, на что они готовы ради одного поцелуя. Тем временем Фелипе Диас Сандино, давая интервью французским газетам, признавал, да, их сторона тоже, случалось, перегибала палку, но было бы серьезной этической ошибкой сравнивать республиканцев с мятежниками: те, в частности, бомбили со своих нацистских самолетов целые беззащитные города, пока так называемые демократические страны старательно отводили взгляд, не понимая, что поражение Республики приведет в конечном итоге к их собственному поражению.
Дипломатическая миссия продлилась недолго. Из Испании приходили неутешительные новости, а французское правительство, вынужденное справляться с тяжелым экономическим кризисом и контролировать кагуляров[4], которые убивали профсоюзных вожаков и норовили устроить государственный переворот, не располагало, по-видимому, временем и терпением выслушивать воззвания Фелипе Диаса Сандино. Пора было возвращаться на войну. Вернувшись с племянниками в Барселону, дядя Фелипе обнаружил, что франкисты запустили слух о его бегстве и поимке. Он пережил то, что выпадает пережить очень немногим: увидел в газете фото собственного трупа и прочел заметку о собственном расстреле. Глядя, как его расстреливают на площади Каталонии и клянут предателем и красным, дядя Фелипе впервые заподозрил, что республиканцы проигрывают войну.
Фаусто и Мауро тоже ждал сюрприз: отец познакомился с женщиной. Однажды вечером он собрал детей и объявил, что женится. Жозефина Бош, каталонка намного младше отца, всегда слишком придвигалась, когда говорила с детьми мужа, будто думала, что они не способны понять ее плотный выговор с упрямыми «л», и, казалось, лучше всего чувствовала себя в компании собак. Характер у нее был настолько сложный, что Фаусто пожалел о прежней жизни во Франции и впервые испытал к любимому дяде подобие обиды: нехорошо так поступать с мальчиком на пороге жизни, нехорошо возвращать его в раздираемую войной страну, в постоянно обстреливаемый – и даже не с испанских самолетов! – город, в семью, склеенную, как разбитая чашка.
После свадьбы Доминго и Жозефины семья Кабрера переехала в большой дом неподалеку от площади Каталонии. Сирены включались по нескольку раз в день, но теперь уже было не подняться на террасу посмотреть на самолеты. Город сковало страхом: Фаусто видел это по лицу Жозефины, разговаривал об этом с братом и сестрой, чуял в воздухе всякий раз, как отец брал их в гости к тете Тересе. Не прошло и недели с переезда, как в очередной раз завыли сирены, но семья, сидевшая за обедом, не успела укрыться. Взрыв сотряс здание, разбилось окно, суп вылетел из тарелок, Фаусто упал со стула. «Под стол!» – прокричал Доминго. Бесполезная предосторожность, но все послушались. Ольга вцепилась в локоть отца, а Жозефина, дожевывая кусок хлеба, обняла громко плакавших Фаусто и Мауро. «Проверь – их не ранило?» – велел Доминго, она задрала им рубашки, пощупала живот, грудь и спину, а Доминго осмотрел Ольгу. «Все хорошо, все хорошо, – пробормотал он. – Сидите здесь, я сейчас вернусь». Через несколько минут он пришел с новостями: Барселону ожесточенно обстреливали с итальянских самолетов, и один случайно попал в грузовик с динамитом, стоявший за углом. Жозефина терпеливо выслушала, вылезла из-под стола и отряхнула платье.
4