— Ну-ну, — сказал Розовски. — Бояться нечего. Здесь никого не подвергают допросам с пристрастием. Это всего лишь квартира, в которой живу я и моя старая мама. Мама в данный момент отсутствует. А сходство с камерой пыток придает нашей комнате отечественная мебель. Но это сходство чисто внешнее. Если вы сядете в это кресло, сами убедитесь.
Несколько сбитый с толку таким вступлением, Наум Бройдер послушно сел в указанное кресло.
— Вот видите, — сказал Розовски. — Удобно?
— Да, — деревянным голосом ответил Бройдер. — Удобно.
— Не стесняйтесь, — подбодрил Зеев. — Натаниэль — единственный, кто вам по-настоящему поможет, верно, Натан? Ты поможешь?
— Если узнаю, в чем именно, — сдержанно сказал Розовски. — Во всяком случае, постараюсь.
— Н-ну хорошо, — сказал наконец Наум. — Если вы немного знали моего младшего брата, то поймете… Мы почти не переписывались с ним. По два письма за все время. И по телефону не переговаривались. Вообще, у нас всегда были несколько натянутые отношения. Неприятно, когда в семье, тем более в еврейской семье, родственники не дружат, но что было, то было. Он очень рано, как говорится, отбился от рук. Пил, кучковался с какими-то неприятными типами. Однажды чуть было не сел в тюрьму, хорошо — у отца тогда еще были кое-какие связи. И когда он приехал в Израиль — як тому времени уже шесть лет жил в Штатах, — я подумал, что он таки образумился. Я даже написал ему. И получил ответ. И снова написал. Но, как я уже говорил, больше мы не переписывались. — Бройдер-старший замолчал, собираясь с мыслями. — Так вот, — сказал он. — Вы сами давно приехали из Союза?
— Давно.
— Все равно, вы знаете, как трудно было оставаться евреями при коммунистах.
— При сионистах тоже, — заметил Розовски. — И вообще: евреем быть трудно всегда. Но ничего — мы справляемся. А если продолжить это оригинальное суждение, то быть тяжело. Вообще. Не быть легче. Полное отсутствие проблем.
— Что? — Наум немного растерялся. — Нет, я не то имел в виду. Я говорю о мицвот, и… Словом, мы оба родились в религиозной семье. Наш отец был габаем синагоги. Так что у Шмулика был брис[11], как и положено — на восьмой день.
— Очень интересно, — сказал Розовски, с трудом сдерживая раздражение, и посмотрел на Баренбойма. Баренбойм поспешил на помощь.
— Да нет, ты не понимаешь, — сказал он. — Науму в «Хевра Кадиша» сказали, что отказались хоронить Шмулика, потому что тот — гой.
— Да, — подтвердил Наум. — Я, конечно, возмутился: как это гой? Так они мне сказали, что Шмулик был необрезаным. И его похоронила какая-то организация на нерелигиозном кладбище под Беер-Шевой. Кажется, организация называется «Эзра». Что вы на это скажете? Я даже не знаю, что можно подумать. Вот, кинулся по домашнему адресу — он там уже год не жил, даже больше. Рассказал Зееву — он предложил поехать к вам.
— Секунду. — Сказал Натаниэль, поднимаясь с места. — Я вам кое-что покажу, — он быстро прошел в кабинет и вернулся с портретом Шмуэйя Бройдера, выполненным уличным художником. — Вы узнаете этого человека?
Бройдер-старший внимательно посмотрел на рисунок.
— Узнаю? — переспросил он. — А кого я должен узнать?
— Человек, изображенный на этом рисунке, похож на вашего брата? — спросил Розовски.
Наум еще раз посмотрел на рисунок и молча покачал головой.
— Дай-ка взглянуть, — попросил Баренбойм. Натаниэль протянул рисунок ему. — Ну как же! Шмулик, вылитый. Классный рисунок. Что вы, Наум, собственного брата не узнаете?
— Нет, — упрямо повторил Наум. — Этот человек ничего общего с моим братом не имеет. Конечно, мы не виделись почти десять лет. Но четыре года назад вместе с письмом Шмулик прислал мне свою фотографию. Кстати, она у меня с собой, — он вытащил бумажник из внутреннего кармана, протянул фотографию Натаниэлю. — Можете сами убедиться.
Розовски взял фотографию. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы признать правоту Бройдера-старшего: человек на фотографии даже отдаленно не был похож на человека с портрета. Натаниэль протянул фотографию Баренбойму. Теперь уже Зеев, как давеча Наум, отрицательно покачал головой.
— Впервые вижу, — сказал он, разглядывая фотографию.
— Ты хочешь сказать, — медленно произнес Розовски, — что это — не тот человек, который год назад снимал квартиру по соседству с тобой и называл себя Шмуэлем Бройдером?