— Ты вот все верно толкуешь, латинянин, — задумчиво отвечал царь, мерно покачиваясь на мягких подушках сиденья, — верно толкуешь и ведь как плетешь! Словно узоры словами ткешь. Да только сухо все это у тебя получается. Правильно как-то очень… Слишком правильно.
— О, государь, — сладко улыбаясь, говорил на это Штаден, — это есть великое искусство логики. Логика учит нас, что всякое дело, один раз начатое, должно быть доведено до конца. Вот и ваше великое дело реформации дикарской страны должно быть доведено до конца. Теперь осталось только укротить Псков. О, это очень опасный город. Известно, что именно там имеет место находиться сердце измены. Пока Псков, эта твердыня вольнодумства, остается непокорным вашей священной воле — вы, ваше величество, не можете считать дело реформы законченным.
— А что есть реформа[1]? — неожиданно спросил царь, оборотясь резко к ученому немцу.
— Реформа — сиречь перестройки, то есть, ваше величество, переустройство на новых началах общества, государства, всей страны, — как по писаному отвечал Штаден с важным, но в то же время подобострастным видом и неизменной своей сладкой улыбочкой.
— Русь на своих началах веками стояла, — задумчиво заметил Иван, — зачем начала менять… Я, немецкая твоя душа, не начала Руси меняю, я измену искореняю да величие царства своего еще более возвышаю, — решительно закончил он, сурово глянув на своего собеседника.
— Вот-вот, — торопливо зачастил Штаден, — это именно я и имею в виду, когда говорю о великом деле реформы, сиречь перестройки, которая обязательно должна быть доведена до конца. Ведь ваше величество на путях искоренения измены и созидания нового, более совершенного своего царства не остановились перед тем, чтобы пролить кровь многих своих врагов, чем вызвали еще большее ожесточение с их стороны и открытый мятеж целых городов. Как же теперь поступать вам, ваше величество? Остановиться, отступиться от жестоких мер — это значит не только не искоренить измену, но дать повод вашим врагам говорить, что вы слабы и что дело, начатое вами, проиграно. Нет! Тысячу раз нет! — Тут Штаден аж привскочил со своего места и трахнулся головой о низкий потолок возка. Он ошеломленно упал вновь на подушки и под громкий смех царя начал смущенно потирать больное место.
— Что, больно, немчин? — смеясь, спросил Царь. — Это ты только головку ушиб, а вот ежели ее отсечь… — Он ласково похлопал немца по шее. — Не боись, антихристова твоя душа, такая голова мне нужна. Ладно ты все толкуешь, и логику эту твою я одобряю. Конечно, коли уж занесли топор — так надобно его опустить… А не жалко тебе людей русских, немчин, а? — неожиданно спросил царь и пристально впился взглядом в глаза Штадена.
Немец уже пришел в себя и, несколько натянуто улыбаясь, разъяснил Ивану:
— Жалость — это не есть понятие цивилизованного человека. Жалость присуща дикарям, не ведающим целесообразности. Надобно, ваше величество, поступать так, как велит нам целесообразность. Целесообразно искоренять своих врагов? Целесообразно. Так надо и искоренять их до конца. Здесь не важно, сколько черного народа будет умерщвлено. Великое дело перестройки нецивилизованной страны требует великих усилий и великих жертв. Даже если будет истреблена половина русского народа, то ради перестройки — это ничто. Зато оставшаяся половина позабудет свои самобытные туземные привычки и станет мягкой глиной в руках цивилизованной власти. То есть я хотел сказать, — торопливо закончил Штаден, — в руках вашего величества.
1
Выделение р а з р я д к о й, то есть выделение за счет увеличенного расстояния между буквами здесь и далее заменено