– Поразительно, – прошептал историк и добавил, обращаясь к Кириллу, который с улыбкой смотрел на него. – А что же, святой отец, у тебя на лице? Свой я заработал, когда крышу чинил. Почему-то мне кажется, что ты такими делами не занимаешься.
– Ты прав, – положив маску на стол, странник сразу стал похож на самого обычного человека, чем сильно порадовал Марселя. – К ремеслу я не приучен. Однако и священником был не всегда.
– Кем же ты был до инициации?
– Ого, – прищурился Кирилл. – Такие слова редко можно услышать от язычника.
Поняв, что сболтнул лишнее, ученый поджал губы и сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. Помолчав несколько секунд, церковник понимающе кивнул и ответил на вопрос:
– Скажем так, в прежние времена я владел мечом лучше, чем кадилом.
– Наемник? Неужели? – Марсель был удивлен таким поворотом и теперь пытался по-новому оценить человека, который сидел напротив. – И почему же…
– Почему я решил изменить свою жизнь? У меня были на то свои причины. Но все это уже не важно. Главное – что я, в конце концов, пришел к Богу.
– И теперь несешь его слово повсеместно?
– Можно и так сказать. Пути Господа неисповедимы, и никто не знает, к чему приведет то или иное наше решение.
– То есть человек предполагает, и Бог располагает, – Марсель ввернул известное с детства клише.
– Мудрые речи, – похвалил его Кирилл. – Я все больше склоняюсь к мысли, что мы встретились не случайно. Кто бы мог подумать, что здесь, в варварской стране, я найду такого просвещенного человека?
– Да, я тоже поражен.
Историк пытался представить себе последствия, которые может иметь эта встреча для человечества. Вообще, все происходящее ставило его в тупик. Он в какой-то мере, как и большинство его коллег, был фаталистом и искренне верил в то, что ничто и никогда не случается без причины. Вот и сейчас он старался понять, зачем все это происходит с ним, и не мог найти ответа. В конце концов, Марсель решил, что лучшее, что он мог сделать, это оставаться сторонним наблюдателем.
– А что, – обратился он к Кириллу, – во многих сражениях ты участвовал?
– Крови, которую я пролил, хватило бы для того чтобы наполнить сотню таких кувшинов, – священник кивнул в сторону медовухи.
– И ты не боишься?
– Чего?
– Попасть в ад за все, что сделал.
– Нет, – с довольной улыбкой ответил Кирилл. – Наш Бог великодушен, он знает, что я искренне раскаялся в содеянном. Все мы рабы его, но не все еще об этом знают.
– А ты, значит, хочешь до всех донести эту мысль?
– Меня удивляет и огорчает твой насмешливый тон, – нахмурился церковник.
– Извини, я не хотел обидеть тебя, – Марсель постарался, чтобы его голос звучал максимально доброжелательно. – Скажи, а почему ты решил направить свои стопы в наши края? Дорога ведь не самая близкая. Неужели не нашлось менее далекой цели?
– Мы не ищем легких путей.
Чтобы собраться с мыслями, историк поднялся и наполнил медовухой кубки – свой и Кирилла.
– Надеюсь, рабам божьим позволено немного выпить?
– Что это? – гость с подозрением посмотрел на предложенное угощение, понюхал его, но пить не стал.
– Местный напиток, очень вкусный, рекомендую. Называется медовуха.
– Аромат достойный.
– Вкус еще лучше.
– Пожалуй, я воздержусь, – Кирилл отодвинул от себя кубок. – Я привык к вину.
– Зря, ты не знаешь, от чего отказываешься, – Марсель с удовольствием сделал несколько больших глотков.
– Я переживу.
– Как хочешь, настаивать не стану. Разве Бог не запрещает потребление вина?
– Ты пытаешь нас с латинянами, – улыбнулся священник. – Это у них чего не хватись, все запрещено. Мы же считаем, что Господь сотворил этот мир нам на радость. Значит, и вино – часть его великого замысла.
– Прекрасная позиция! – похвалил ученый.
– Да, и мне искренне жаль, что здесь не развито виноделие.
– Всему свое время.
Марсель вспомнил полки в супермаркетах, ломящиеся от различного алкоголя, и представил себе, как сильно удивился бы его собеседник, окажись он в его мире. Будет тебе и вино, голубчик, подумал историк, и много чего еще, о чем ты даже представления не имеешь.
– Чему ты улыбаешься? Поделись мыслями, повеселимся вместе.
Заметив, что Кирилл внимательно наблюдает за его мимикой, историк смущенно крякнул и развел руками: