Но считать (даже, скорее, ощущать) себя хорошим, а остальных - плохими, есть
не что иное, как классическое бабство. Типа, 'одна я хорошая'. . . Да, да, чёрт
вас возьми - возможно, что насчёт спасения я могу оказаться и неправ. Тем не
менее, в соединении с благодатью (то есть с пониманием благодати, её
специфической у нас интерпретацией) это воистину гремучая смесь.
Понятие благодати было совершенно неправомерно соединено с понятием
'спасения'. Именно этот 'диполь' и стал наиболее разобщающим в христианстве. С
ним единство христианского мира стало принципиально невозможным. Ибо теперь
всегда может возникнуть подленькая мыслишка: а есть ли благодать у таких-то и
таких-то? Да и спасутся ли они? А с кем быть, чтобы гарантированно спастись?
Отсюда начинается перетряхивание чужого грязного белья: да вот эти с безбожной
властью сотрудничали - у них благодати стопудово нет. А другие - вообще
раскольники, у них такой дух - как пить дать не спасутся. А третьи. . . О том,
что при этом было потеряно самое главное - любовь и единство - говорить не
приходится.
'Бог совсем, совсем не то, что о Нём думают'. Перефразируя это высказывание
Николая Бердяева, можно заявить, что и благодать - совсем не то, что думают о
ней. Благодать полностью автономна и посылается. . . кому надо, тому она и
посылается. Не нам об этом судить. Ибо, в-пятых, начиная рассуждать об этом, мы
впадаем не только в осуждение, но и в самовозвеличивание: вот, мол, у нас-то всё
в ажуре, а они, заблудшие, гибнут. . . Типа, мы тысячелетиями стойко храним эту
'правильную веру' - так пусть они сами к нам примкнут. И докажите мне, таковое
отношение - не самовозвеличивание, но объективный анализ.
Единство христианского человечества 'рассматривалось' Христом как
необходимейшая предпосылка для продолжения дела Творца. Скажу точнее: как
необходимое условие для понимания того, в чём же состоит это
_м_у_ж_с_к_о_е__д_е_л_о_. Оно было залогом дальнейшего развития человечества как
своего рода 'соборного Адама', который должен был, будучи единым, понять Творца,
и продолжить Его дело.
Но о необходимости сохранения единства тут же все позабыли. Ещё ученики
Христа предавались жарким выяснениям, кто из них 'круче': 'И когда (Иисус) был в
доме, спросил их: о чём дорогою вы рассуждали между собою? Они же молчали;
потому, что дорогою рассуждали между собою, кто больше' (Мк. 9, 33). И ещё:
'Пришла же им мысль: кто бы из них был больше?' (Лк. 9, 46). В один прекрасный
день пара учеников втихомолку начала проситься сесть на самых почётных местах -
справа и слева от Христа (Мк. 10, 41). Остальные ученики, услышав это, 'начали
негодовать', отчего Иисусу пришлось урезонивать их: 'Кто хочет быть первым между
вами, да будет всем рабом' (Мк. 10, 44). Натурально, сама фраза эта доказывает,
что никакой 'изначальной братской любви' между апостолами не было. А ведь это
были ближайшие ученики Христа, 24 часа в сутки находившиеся рядом с Ним,
трапезничающие за одним столом, спящие под одной крышей, и купавшиеся, так
сказать, в волнах Его благодати - что нам, грешным, и не снилось. Так почему же
благодатное присутствие Сына Божия не избавило Его учеников и последователей от
мелочных амбиций, от всевозможных заблуждений, и даже - от полного недопонимания
как отдельных слов, так и даже целых притч Христа? Почему благодать в самой
непосредственной её форме не 'преодолела чин их естества'? Стоит ли после этого
преувеличивать воздействие храмовой благодати как своего рода 'динамического
фактора'? Что тогда можно сказать о прочей новоначальной христианской черни? Той
убогой толпе, наполняющей храмы и предопределяющей менталитет всей Церкви (так
как менталитет любого сообщества определяют по большей части женщины). . .
Ещё примеры приводить? Могу-с. . . Например, учеников Христа угораздило
начать выяснять это даже на самой последней с Ним трапезе, после слов Христа о
том, что Его предадут, что Его вот-вот 'повяжут': 'Был же и спор между ними, кто
из них должен почитаться большим' (Лк. 22, 24). Нашли, блин, время. . .
Итак, с самого начала христианство пошло по пути мелких амбиций и выяснений
отношений. Об этом почему-то не любят распространятся придворные церковные
историки, рисуя нам убедительнейшую по своей благостности картину всеобщей
апостольской любви, благородного нестяжания, длительных ночных бдений. . . И всё
время хочется этих историков спросить: господа, а зачем вы это делаете? Кому от
вашей лжи хорошо? Кто от этого выигрывает? Чьим интересам служит такая история?
Точно ли Церкви Христовой в целом? А может, только иерархии? Тут поневоле
вспоминаешь 'Легенду о Великом Инквизиторе'. Кстати: а ведь не-придворных
историков на свете и нет. . .
'Созижду Церковь мою...' Мессия употреблял выражение не 'Церковь' (этого
понятия тогда и в помине не было), но 'кагал'. Спрашивается: какого хрена
используется неверный перевод? И можно привести аналогичных примеров искажения
текста чуть не десяток. Например, в нашем Евангелии Иисус требует 'не гневаться
напрасно' (Мф. 5, 22). Между тем в древних рукописях идёт совсем другое - вместо
'не гневайтесь напрасно' там было 'не гневайтесь никогда'. Но византийская
поповская контра, понимая, что не гневаться вообще невозможно, подменила этот
текст. Так-то относятся они к слову Божьему! Русские их коллеги, впрочем, ничуть
не лучше. Одно 'лукавство' змея чего стоит! А ежели к самому Евангелию такое
отношение - то чего же можно ожидать от них в других вопросах веры? Ведь
'неверный в малом неверен и во многом' (Лк. 16, 10). Ну как ожидать от них
конструктивного и ответственного подхода к такой фундаментальной проблеме, как
единство христианского мира?
Попытка любого другого объединения людей (вне реального следования учению
Христа) - в империи, сообщества, блоки, союзы и прочие 'золотые миллиарды' -
неминуемо окажется новой Вавилонской башней.
Для нормального существования мир должен иметь как минимум биполярное
строение. Само бытие предполагает своею формой не только кантовские пространство
и время, но и деление на мужское и женское, причём в самом широком смысле. Речь
идёт не столько о распределении ролей, сколько о разделении структурном.
Нетрудно видеть, что столичный град по отношению ко всей стране - то же самое,
что и мужчина по отношению к женщине. И взаимоотношения между ними до
чрезвычайности похожи на супружеские - начиная от потребности друг в друге, и
кончая до конфликтов, перетягивания власти и взаимных обвинений в безделии.
Подобным же 'гендерным' образом соотносятся между собою правительство и его
народ, Запад и Восток, Бог и сотворённая им Вселенная. . . Читатель, искушенный
во взаимоотношениях, прекрасно знает, что как 'женская составляющая' этой
универсальной бытийной структуры, так и мужская, имеют свои особенности. Каждый
стремится занять главенствующее положение, а затем и полностью, предельно
подчинить себе другого.
Так вот: каждая из существующих цивилизаций стремится расшириться до размеров
всего человечества, захватить собою всё - Запад хотел бы, чтобы все превратились
в демократии, Восток - чтобы жили ещё как-то по-другому. И в этом смысле любая
_и_н_а_я_ цивилизация оказывается по отношению к нашей развивающейся своего рода
удерживающим фактором. И в великолепной фразе апостола Павла, что 'тайна
беззакония. . . не совершиться до тех пор, пока не будет взят от среды
удерживающий' (2 Фес., 2, 7), этот самый 'удерживающий' есть _и_н_о_е_, не