Но почему Жоанни должен был так переживать, не заслужил ли он презрение этого человека, если это презрение никак не скажется на школьных успехах? Он лишь жалел, что не довел все до того градуса, когда лицемерие уже незаметно. Он чувствовал, что если бы ему нужно было совершить подлость, дабы сохранить права на первое место, он бы пошел на это без сожалений. Огорченный, что характер у него отнюдь не прямолинейный, он бросился в другую крайность и не без удовольствия представил себя злодеем из мелодрамы.
Однако образ Фермины Маркес изменил ход рассуждений о собственной добросовестности. Воспоминание о Фермините — самое прекрасное из всех, которые только могут существовать. И еще это желание оказаться ею любимым. Дабы привнести поэзию во всякое бытие, достаточно лишь на нее смотреть, а лучше быть с ней знакомым, узнать Ферминиту поближе. Пакетботы бороздят Атлантический океан. Чуть позже, когда я стану мужчиной, мы поплывем в Южную Америку. Мы увидим женщин, что обращали взоры на Фермину Маркес. Говорят, жительницы Лимы — самые ласковые на свете; а еще есть знаменитые песни Аргентинской Республики, — например, Vidalita, — в которых повествуется о безнадежной любви!.. В эти минуты, когда Жоанни хладнокровно обдумывает путь к победе, довольно лишь мысли, что вы существуете, дорогая Фермина, дабы утешить всех мальчиков, уснувших с бедою в сердце, потому что впервые в жизни их наказали или потому что старший товарищ их истязает… А еще достоверно, что все слова аргентинских романсов и хабанер написаны исключительно ради вас.
На следующий день, когда на первой же перемене к нему подошел маленький Маркес, Ленио испытал то, что может испытать юноша, когда ребенок, с которым он дружит, любит его всем сердцем. Однако он играл роль и решил особо не умиляться. В этой связи он влепил несколько затрещин, и обидчики Маркеса отстали. Спустя две недели после событий, описанных выше, матушка Долорэ доверяла ему и испытывала такие нежные чувства, которые только могла позволить себе по отношению к иностранцу; он стал единственным спутником семейства во время прогулок в парке Сент-Огюстен; и почти сразу же — наперсником Фермины Маркес.
X
Вскоре матушка Долорэ уже оставляла молодых людей наедине; они ее утомляли. Она медленно прогуливалась с Пилар и племянником, курила и почти все время молчала. Фермине и Жоанни она сказала:
— Вы ведь общаетесь по-французски? Нужно, чтобы lа chica[16] научилась без ошибок говорить по-французски!
Жоанни охотно согласился. Преимущество оказывалось двойное: одни и те же вещи можно было повторять разными словами до бесконечности; если собеседница ошибалась, следовало ее поправлять. Ее словарный запас был поменьше, так что она выражала мысли несколько простодушно.
Первый день наедине с нею был подобен прекрасному приключению, — лихорадочному, радостному, блаженному, — вечером сердце Жоанни переполняла смутная, тягостная печаль, какой обычно заканчиваются дни празднеств или загородные поездки, когда весь вечер так много шутили, так много смеялись.
На несколько великолепных часов он словно покинул собственные пределы, а теперь возвращался к своей душе, как возвращается человек ночью из театра, входит в темный и пустой дом. Там, откуда он вернулся, все так сияло, что привычную жизнь уже нельзя было распознать. Некоторое время он колебался, не в силах отыскать хоть что-либо, столь прочно связывавшее его с жизнью совсем недавно; интересовавшее его прежде больше не имело значения.
Он хотел опять взяться за перевод с греческого; перед ним была поэма Тиртея — настолько прекрасная, что вдохновляла французских александрийцев. У греческих стихов, равно как и у любых заданий, особенные черты; дело даже не в текстах, а в том, как их преподносят, в самой манере перевода. Жоанни смотрел на выполненный перевод и не узнавал его. Как мог он воодушевляться такой пачкотней? Все исправления были сделаны столь любовно. А теперь это был просто листок бумаги, не представляющий никакой ценности, обычный набросок. Жоанни вдруг осознал бесполезность подобных заданий: черновики, работы, переписанные им набело! Все они исчезают в небытии. На них ушло столько часов, столько заботы на них потрачено!