III
Мы говорили: «Если кто с ней и сойдется, то только Сантос; правда, его может опередить этот дикарь Демуазель, способный взять ее силой в дальнем углу парка». Итурриа сам смекнул, что, ухаживая за Ферминой, лучше приглядывать и за негром. Впрочем, возле девушек нас всегда было человек десять.
Это было довольно легко: показавшись на несколько минут во дворе во время перемены, мы сбегали, перепрыгнув через решетчатую ограду и проскользнув между ветвей кустарника. Ребятишки стояли на страже, чтобы, если понадобится, подать нам знак.
В парке мы отыскивали малыша Маркеса, прогуливавшегося с тетей и сестрами. Мы здоровались, любезно приветствуя дам. Со временем мы стали сопровождать матушку Долорэ и племянниц. Но всегда были начеку и готовы по первому же сигналу нырнуть в заросли, поскольку смотрители, порой особо усердствуя, нас выслеживали.
Прогулки эти были очень приятными. Девушки почти ничего не говорили, но мы чувствовали, что они рядом, а матушка Долорэ рассказывала дивные истории о своей стране или делилась впечатлениями от Парижа, описывая множество занятных происшествий, которые случались с ней каждый день. Она сняла большую квартиру на авеню Ваграм, но приходила туда лишь к ночи, чтобы поспать, поскольку магазины (как же их много!) были для нее подлинным искушением; ужинала она с «малышками» в ресторанах, поближе к местам распродаж; к тому же, ежедневно к определенному часу им следовало быть в коллеже, так что… «так что у шести слуг на авеню Ваграм было полно свободного времени!» У нее имелись причуды, одевалась она не к месту изысканно, обливалась духами, воспитана была скверно, и казалась совершенно очаровательной; вместе с нами курила, когда же к кому-то из нас обращалась, тоном влюбленной по уши называла его queridín[3]. Сантос порой говорил: «Ах! Когда же мне скажет queridín племянница?!»
Вокруг простирался парк с широкими аллеями высоких, величественных деревьев с густыми, подстриженными купами, похожими на зеленые стены с балконами, под которыми в мрачной, волнующей тени виднелись молодые поросли и устремлялись вверх увитые мхом и плющом мощные колонны дубов. В парке Сент-Огюстена открывались порой просторы, достойные Версаля, Марли. Там и здесь попадались исполинские деревья, поврежденные снарядами минувшей войны, но выжившие, раны заполнили смесью смолы и гипса. Главное же — в парке была терраса с огромной лестницей и золотой статуей святого Августина, главенствующей над долиной. Это была долина Сены, страна королей, где леса и дороги будто служат продолжением дивных парков, где щебечут птицы. Лето в самом начале — можно вздохнуть. И в глубине сердца — вся нега Франции.
IV
Возле оранжереи располагалась площадка для тенниса. Это была девичья игра, которую мы презирали. «Забавы для янки». Однако, желая добиться расположения Фермины, Сантос и Демуазель принялись за теннис. Мы раздобыли ракетки и специальную обувь; все было очень красивым. Фермина Маркес, играя, весьма воодушевлялась; она была невероятно сильна и проворна; и в то же время умела хранить достоинство, выказывая величественные манеры, и быстрые движения ей никак не мешали. В то время рукава были широкими, без застежек; и каждый раз, когда девушка поднимала руку, рукав соскальзывал ниже локтя. Я до сих пор удивляюсь, как она не замечала наших любопытных и жадных взглядов, льнувших к ее оголенной руке. Однажды, когда она после игры вернула ракетку Сантосу, тот ракетку поцеловал.
— Вам в самом деле так нравится ракетка?
— Еще больше мне нравится державшая ее ручка!
Сантос поймал ее запястье и прижался к нему губами. Она резко отдернула руку, и ее браслет, раскрывшись, упал. Сантос поднял его, сказав, что оставит себе.
— Вы не посмеете!
— О! Даже больше: сегодня же вечером, ближе к одиннадцати, я принесу его вам домой в Париже!
— Вы шутите!
— Именно так я и сделаю. Только предупредите консьержа, чтобы впустил, но главное — не говорите ничего месье старшему надзирателю.
— Хотите, чтобы вас исключили?
Сантос, пожав плечами, указал взглядом на матушку Долорэ, уже приближавшуюся в сопровождении Пилар, Маркеса и Ленио — ученика средних классов, завоевавшего доверие креолки, когда защитил Маркеса от нападок сверстников. Сантос вполголоса произнес: