— Гребите, — сказал Стасик, — мы вас будем подталкивать.
Прежде чем Мартышка взяла весло, его неожиданно перехватила Лжедмитриевна. Совесть ее, что ли, заела или что-то другое — Борис не понял. Но, как и обычно, ничего хорошего из этого не получилось. Лжедмитриевна гребла, а неподвижная Мартышка мерзла все больше.
— Возьми весло, — сквозь зубы сказал Борис, увидев, как Мартышка потирает озябшие руки.
— Елена Дмитриевна, давайте я погребу, — попросила Мартышка.
— Замерзла?
— Ага.
— Накинь на себя что-нибудь?
Эта неожиданная заботливость возмутила Бориса.
— Я тебе говорю: возьми весло! — заорал он. Взрыв этот относился не к Мартышке, но она не поняла.
— Не кричи, — сказала она. — Ты еще молод на меня кричать.
Мартышка была старше Бориса примерно на полгода. Откуда она об этом знала — одному богу известно. Наверное, просто знала, и все. В другое время он бы возмутился. Он и сейчас слегка возмутился, но очень вяло. Все-таки Мартышка брякнулась с плота не зачем-нибудь, а для его же спасения. Конечно, спасти она никого не могла, но ведь хотела…
— Я не на тебя кричу, — пояснил Борис.
Мартышка снова не поняла. Обычно девочки гораздо лучше чувствуют психологические зигзаги. Мартышка не была исключением. Но в данную минуту ее интуиция находилась в замороженном состоянии.
— А на кого? — спросила она.
Вопрос остался без ответа. Лжедмитриевна внимательно взглянула на Бориса и передала Мартышке весло.
— Вы чего там ругаетесь? — спросили из воды. — Гребите сильней, мы замерзли.
— Плывите на берег, мы догребем, — посоветовал Борис.
— Точно?
— Точно.
Ребята отпустили плот и поплыли к берегу.
Тем временем Алексей Палыч нервно расхаживал вдоль кромки воды, то снимая, то надевая очки. Он постоянно справлялся у Шурика.
— Что там сейчас?
— Доплыли.
— А сейчас?
— Мартышка и ваш дружок залезли на плот.
— А сейчас?
— Плывут сюда.
— Никак не пойму: что там могло случиться?
— А ничего не случилось, раз не кричат. Может, просто решили искупаться на середине.
— Это по меньшей мере странно, — сказал Алексей Палыч.
— А вы-то что волнуетесь? Не вам отвечать.
— Странно ты рассуждаешь. За поход я не отвечаю, но есть еще такое понятие, как человеческая ответственность. Разве не ясно?
— Все ясно. Только не стоит из-за ерунды шум поднимать.
Что-то в ответах Шурика не нравилось Алексею Палычу. Повинуясь нечетким еще своим мыслям, он неожиданно спросил:
— А почему ты не поплыл?
— Надо кому-то на берегу остаться… А почему вы не поплыли?
— Я об этом жалею.
— Ну вот видите…
— Что я вижу?
— Что тоже не поплыли, — сказал Шурик. — Давайте костер разведем побольше. Сейчас приплывут — жрать захотят со страшной силой.
Последняя реплика не прошла мимо ушей Валентины, сидевшей подле костра.
— Скажи лучше, что сам хочешь.
— Ну и хочу. Ну и что? Нельзя?
— Не заработал еще.
— Не меньше тебя несу, — сказал Шурик. — Не больше тебя ем. Возражения есть?
— Хватит вам ссориться, — попросил Алексей Палыч.
— А мы и не ссоримся, — сказал Шурик. — Вполне нормальный разговор. Когда начнем ссориться, вы сразу поймете. Я вот, например, имею на вас зуб за кеды, но молчу: такой уговор — в походе ничего не выяснять.
— Мне кажется, что ты уже выясняешь? — сказал Алексей Палыч, стараясь придать своим словам форму деликатного вопроса. Он даже предоставил Шурику возможность для почетного отступления. — Или мне показалось?
Шурик возможностью воспользовался.
— Показалось. Все это — семечки.
Но Алексей Палыч, не чувствуя себя виноватым, все же понял, что Шурик не из тех, кто легко прощает обиды — как реальные, так и выдуманные.
Когда плот пристал к берегу, ребята собрались у костра. В суматохе тяжесть потери оценили не сразу, но постепенно до всех дошло, что это означает конец похода.
— Как это получилось? — спросил Стасик.
— Я не видел. Услышал, как плеснуло… только тогда…
— А ты?
— И я не видела, — сказала Марина. — Видела, как Боря нырнул. Я думала, он свалился.
— Может, плот сильно наклонили?
— Не наклоняли. Плыли спокойно. Мы ничего… Мы не виноваты.