Выбрать главу

пытается воплотить эти процессы (драма «О фабричном возрождении России»),

не случайно не находят завершения220. Концентрируются, собираются эти

размышления вокруг вопроса о человеке, об отношениях между людьми, и

«старая Америка» неприемлема прежде всего с этой точки зрения. Особенно

существенны для Блока-художника, конечно, его раздумья о новом типе

«демократического» человека, формирующемся в эпоху, когда «явно

обновляются пути человечества… человеческая душа, русская душа

ломается…» («Памяти Августа Стриндберга», 1912, V, 464). Для Блока

закономерный тип нового человека нарождающейся «демократической»

эпохи — это тип «демократа», и наиболее желательный характер отношений

между людьми ему видится как отношения товарищеские: «… брат и

учитель — имена навсегда; сейчас, может быть, многим дороже имя товарищ:

открытый и честный взгляд; правда, легко высказываемая в глаза; правый мир и

правая ссора; пожатие широкой и грубой руки… прекрасна форма общения,

выражаемая словом товарищ» (там же, V, 468). Понятно, что в блоковском

третьем томе в связи с концепцией «Страшного мира» рисуются чаще всего

отношения между людьми совсем иного рода; но они и представляются Блоку

отношениями, исторически подлежащими преодолению. Знаменательно, что,

стремясь к художественному постижению волнующего его в 10-е годы

220 О замысле драмы «О фабричном возрождении России» см.: Орлов В. Н.

Неосуществленный замысел Александра Блока — драма «Нелепый человек». —

Ученые записки Ленингр. гос. пед. института им. А. И. Герцена, Л., 1948, т. 67,

с. 234 – 241. В литературе о Блоке известен рассказ Вл. Пяста о глубоком

впечатлении, произведенном на поэта ссылками на его стихотворение «Новая

Америка» в журнале «Горное дело» (1914) «в доказательство необходимости…

скорее и интенсивнее эксплуатировать естественные богатства России» (Пяст В

л. Воспоминания о Блоке. Пг., 1923, с. 50). В контексте воспоминаний Пяста

подобное восприятие «Новой Америки» сопоставляется с возможным

воздействием на читателя резкой критики буржуазной демократии в

«Двенадцати». Поскольку Пяст — яростный противник «Двенадцати», тем

самым выражается нескрываемое сожаление, что Блок не стал певцом

«фабричного возрождения России» в капиталистическом варианте. Для

Блока — поэта трагедийной темы такой творческий исход, разумеется,

невозможен.

«демократического» типа человека, Блок с особой остротой ощущает

необходимость обоснования историей характера такого человека; в развитии

замысла драмы «Роза и Крест» (1912 – 1913) наиболее существенной

оказывается именно разработка характера «демократического» человека в

историческом аспекте. А замысел «Розы и Креста», в свою очередь, тесно

связан с создаваемым несколько позднее циклом «Кармен» (март 1914 г.).

Работа над драмой «Роза и Крест», замыслом, появившимся как бы

несколько случайно, «боковым образом», оказалась необыкновенно важной для

Блока тем, что она обнажила творческие противоречия, существовавшие в

основной, магистральной линии его поэтической деятельности, и вынудила

искать их решения; поэтому она чрезвычайно значима и для процессов

окончательного «укладывания» художественной концепции трилогии лирики и

особо ответственной ее части — третьего тома. Наметка несколько

традиционного либретто «романтического» балета довольно быстро

перерастает в глубокий замысел драмы о людях, вынужденных

самоопределяться в эпоху крутого исторического поворота революционного

типа; сам Блок в конечном счете осознает не только аналогию вставших перед

ним проблем с задачами художника современной темы, поскольку не

случайным оказывается выбор исторической эпохи — «время — между двух

огней, вроде времени от 1906 по 1914 год» (IX, 288), — но и просто тот факт,

что на историческом материале им «отрабатываются» способы изображения

современности: история, как признается автор в 1916 г., бралась им только

«потому, что современная жизнь очень пестрит у меня в глазах и слитно звучит

в ушах» (там же). Но так как при этом же ставится особая задача изучения и

воспроизведения «шекспировскими» способами самой истории, то объективно

получается также и попытка соотнесения истории с индивидуальным

характером, личностью действующего лица, или даже глубже — обоснования