революционной эпохи, и соответствующую этим характерам историко-
философскую концепцию. На современном материале Блок, очевидным
образом, не смог бы это сделать. Потребовалась проза, притом проза
исторического плана. Естественно, что в этом сказывается и стремление Блока
расширить свои художественные возможности, и вместе с тем ограничения
блоковского метода. В тексте самого произведения, не являющегося, конечно,
исторической повестью, но вольно сочетающего приемы разных жанров
научно-очеркового и художественно-философского повествования, Блок
предупреждает, что не следует слишком прямолинейно толковать ту аналогию к
русской революции, которую он находит в истории Рима: «Сквозь призму моего
249 О художественной природе писем Блока см. послесловие М. И. Дикман к
письмам Блока — VIII, 543 – 544.
250 Орлов В. Н. Поэма Александра Блока «Двенадцать» М., 1962, с. 98.
времени я вижу и понимаю яснее те подробности, которые не могут не
ускользнуть от исследователя, подходящего к предмету академически» (VI, 86).
Блок настаивает на том, что изображаемое им — не «исторический маскарад»,
переодетая современность, но сама история, воплотившаяся в людях,
помогающая понять современность — и только. Это — задача исторической
прозы. Иначе говоря, для Блока важнее всего по-особому понимаемый
объективный, исторический характер изображаемого.
Но аналогия все-таки возникает, все дело в ней, и для нее-то все это и
пишется. Тут сказывается идейно-художественная противоречивость Блока, с
одной стороны, его стремление к трагедийному истолкованию истории и
современности — с другой. Трагически-цельный характер Катилины, стоящий в
центре повествования, противоречив не субъективной, личной и мелкой
противоречивостью, но выражает противоречие целой эпохи, о котором и не
подозревает сам герой. Такова сложная художественная задача, которую
поставил себе автор. О Катилине в произведении говорится, что «… он был
создан социальным неравенством, вскормлен в его удушливой атмосфере» (VI,
68). Это для Блока главное. Катилина представляет не массы, а социальные
верхи. Он ни в какой степени не напоминает поэтому героев «Двенадцати». Но
«Катилина был революционером всем духом и всем телом» (VI, 68), — как же
так могло получиться? Катилина, по Блоку, как бы совмещает в себе все грехи,
все падение, всю низость социальных верхов «старого мира»; он с такой
густотой, интенсивностью сконцентрировал все это, что, сам того не ведая,
самым фактом этой «демонической» концентрации зла он разрушает, потрясает
насквозь прогнивший строй римской государственности. Блок говорит о гибели
старого строя, трагически-неотвратимой, неизбежной, но он не повторяет
«Двенадцати», и его Катилина не маскарадный герой, но герой социальной
трагедии, герой трагедийной исторической прозы.
В общем конфликте произведения непосредственно противостоит темному
и трагическому Катилине «интеллигент» Цицерон — выразительный образ
недальновидного защитника исторически отжившего строя. По-настоящему же
соотнесен с Катилиной поэт Катулл, и здесь-то и обнаруживается наиболее
волнующая Блока глубинная мысль произведения. Это — мысль о человеческой
личности, о трагических связях ее со временем, с историей и об искусстве как о
выразителе этих связей и соотношений. Быть может, во всей прозе Блока нет
более глубоких, сложных и тонко выраженных размышлений о поэзии, чем в
«Катилине». Трагически-неистового, темного Катилину несет «… тот ветер,
который разросся в бурю, истребившую языческий старый мир» (VI, 71). Этот
же ветер истории несет поэзию Катулла, ибо «… мы не только имеем право, но
и обязаны считать поэта связанным с его временем» (VI, 84) и «… личная
страсть Катулла, как страсть всякого поэта, была насыщена духом эпохи» (VI,
83). Недалекий Цицерон недостоин той исторической трагедии, в которой он
случайно оказался, ее подлинный дух понял и выразил Катулл, ибо «… в эпохи
бурь и тревог нежнейшие и интимнейшие стремления души поэта также
преисполняются бурей и тревогой» (VI, 83). Но «буря и тревога», выраженные
Катуллом, говорят о «метаморфозе», о перерождении человека, о конце одной
личности и рождении другой. Произведение Блока, задуманное как проза, в