развитием этого образа, в «Песне Судьбы» аллегорически тяжеловесного и
странно неловкого, будет гениальная поэтическая характеристика
269 Медведев П. Н. В лаборатории писателя. Л., 1971, с. 223.
270 Литературно-художественные альманахи издательства «Шиповник».
СПб., 1909, кн. 9, с. 230.
«победоносцевского периода» в поэме «Возмездие». В связи со своими
театральными поисками Блок открыл здесь для себя нечто необычайно
важное — поэтически перспективный взгляд на большие пласты русской
истории.
Это открытие повлекло за собой другие, не менее важные и
реализовавшиеся тоже не в «Песне Судьбы». Переосмысление образа Фаины
заставило Блока ввести Спутника также в сцену всемирной выставки, в первую
перипетию, что исторически объясняет поведение Фаины в первой встрече с
Германом; далее, тяготящим воздействием Колдуна-Спутника объясняется
также и расхождение Фаины с Германом в развязке. Это заставило Блока
переосмыслить и образ Германа. Во втором варианте усиленно подчеркиваются
поиски Германом героической позиции в жизни. Однако художественной удачи,
в узкодраматическом смысле слова, все-таки не последовало. Несмотря на
введение историзма в идейную концепцию вещи, поэтически она по-прежнему
строилась на аллегориях, только сами эти аллегории стали сложнее и глубже.
«Сочность, яркость, жизненность, образность, не только типичное, но и
характерное» — как определял Блок направление своих стилистических
поисков в связи с пьесой — с этим аллегоризмом были несочетаемы. Нужны
были новые поиски, и, понятно, не только стилистические. В «Песне Судьбы»
Блок осознал связь этих поисков с большими общественными вопросами, с
большой исторической перспективой. Одна из существеннейших граней
дальнейшей блоковской работы в этом направлении открылась тоже в связи с
«Песней Судьбы». Обогащение образа Фаины историческим мотивом повлекло
за собой поиски аналогичных мотивов и для Германа. В той же сцене на
пустыре в большом монологе Германа поведение героя обосновывается
ответственностью, которая налагается на него историей России, и в
особенности таким ее знаменательным событием, как Куликовская битва.
Монолог Германа остался в пьесе не более чем риторическим высказыванием,
странно не вяжущимся с реальным драматическим поведением героя. Однако,
вспоминая в дневнике о работе над новой кульминационной сценой драмы,
Блок писал: «… здесь родилось “Куликово поле” — в Шахматове» (VII, 187).
В цикле «На поле Куликовом» воплотилось в области-поэзии именно то,
чего искал и не нашел Блок в области драматургии: «На поле Куликовом»
потрясает органичностью связей истории и современности, интимного лиризма
и общественного пафоса, глубочайшего трагизма и величайшей силы
жизнеутверждения. Найден герой, который о трагическом повествует так, что
это облегчает нашу душу подлинно лирическим волнением, и о светлом и
радостном сообщает так, что мы всегда помним, какого огромного напряжения
всех сил человеческих стоит этот катарсис. Здесь найден тот самый принцип
истории в характере, который Блок искал в «Песне Судьбы». Он все-таки нашел
его — но только в лирическом характере. Важно понимать, что эта, быть может,
величайшая из художественных находок Блока была обретена в ходе его работы
над «Песней Судьбы».
В границах данного конфликта сделать пьесу подлинной драмой было
невозможно. То, что Блок нашел важного для себя в работе над ней, он
разрабатывал в других жанрах своей художественной деятельности. Поэтому
вопрос о переделке пьесы, встававший в 10-е годы, для него не мог быть
актуальным. Переделка пьесы, предпринятая в послереволюционные годы,
объясняется вновь возникшими для поэта проблемами народа и интеллигенции
в связи с событиями в стране. В новом варианте Блок произвел решительную
чистку языка, убирая, по возможности, элементы специфически символистской
аллегоричности. Он усилил в пьесе сатирические элементы, введя вновь сцену
в уборной Фаины, во втором варианте исключенную. Далее, смягчены элементы
поисков героики Германа, особенно сильные во втором варианте. Все это вместе
взятое соответствует блоковским идеям о взаимоотношениях между народом и
интеллигенцией уже в революционную пору. Однако основы конфликта
остались в том виде, как они были найдены во втором варианте, — нового