И он действительно был очень мил. Он сыграл мне свою новую песню, “The Prettiest Star”, и сказал, что написал ее для меня. А потом попросил выйти за него замуж, и я согласилась.
Ну что я могу вам сказать? Я знала, что мне придется трудно, но я любила этого человека. Я сказала себе, что, если я выйду за него замуж, это решит мои существующие проблемы, а с теми, которые из-за этого появятся, я как-нибудь справлюсь.
Ну я ж была Анджела Барнетт, дитя героев, выжившая в стольких баталиях, наученная урокам и закончившая пансион благородных девиц, заключательница сделок, прошибательница дверей и изгонятельница демонов. Я ж все могла. Я могла ГОРЫ свернуть.
ДЖИМИ, ДЖОРДЖ И БОГ-ОТЕЦ СОУЛА
Ну, теперь, когда моя история уже достаточно продвинулась вперед, позвольте мне отвлечься.
Если вы взглянете на мою жизнь, как на реку, то тогда мое рок-н-ролльное десятилетие с Дэвидом – это основное русло, формирующее и основную линию рассказа в моей книге. Но в него втекает и множество притоков, некоторые из них – столь же бурные, как и те воды, что мы делили с Дэвидом, и время от времени я буду брать вас с собой на прогулку по ним. Некоторые интересные персонажи встречаются на берегах этих потоков. Например, Джими Хендрикс.
Должна сказать, что мне ужасно повезло, поскольку я слышала и видела, как Джими играет. Он был просто неистов. Слышать, как он играет, это все равно, как если вы вообще впервые в жизни услышали электрическую гитару, словно он сам придумал совершенно новый инструмент, созданный из его собственной крови, плоти и души, и он словно парил внутри тела этого левши – обиталища Духа. К слову о Светящихся Личностях.
Я была к такому совсем не готова: просто не представляла, что такое бывает. Я была всего-навсего юной стильной леди, сопровождавшей своего музыкального бизнес-джентльмена Лу Райзнера на развлекательно-деловом вечере в “Блэйзисе” [Blaise's], хиповом мальеньком кенсингтонском клубе (это было еще в 1966 году, до Дэвида). Я сидела вместе с Лу и некоторыми другими людьми из “Меркури-Рекордз”, смотрела вокруг, и вдруг – бу-бух! – появился он. Просто ДИКИЙ: самые тесные штаны, какие я до того когда-либо видела, кричаще-желтого цвета, а сверху – длиной до колен вельветовый камзол (настоящий, с блошинки, а не какая-нибудь современная дешевка), с роскошным лилово-желтым индийским шелковым шарфом свободно повязанным вокруг его величественно-буйной афро-головы. Джими был первым великим психоделическим денди, он основал настоящее направление в моде, и как же здорово он это сделал!
Лу заметил его сразу после меня и отправился к нему за кулисы, поманив меня с собой. Лу трепался обо всех обычных вещах, типа с каким нетерпением он предвкушает шоу, и все такое, но Джими был апатичен и неулыбчив, и его глаза, казалось, смотрели сквозь меня.
Я подумала, что это интересно, и, когда он ушел, сказала Лу: “Он так погружен в себя, да? Наверное, он очень сконцентрировался на своей музыке.”
Лу рассмеялся: видавший виды человек, просвещающий наивную девчонку: “Нет, Энджи, он просто обдолбан”.
Я подумала, что это еще интереснее, но мои мысли прервались, когда Джими и ударник (Митч Митчелл, думаю) вышли на сцену и начали играть. Это было, как если бы тебя накрыла приливная волна и ударила молния одновременно. Я была потрясена. Я просто не могла поверить, как столько музыки – прекрасной музыки – может струиться из всего-навсего одного человека с одной-единственной гитарой.
В перерыве Джими подошел и уселся вместе со мной и Лу, и на сей раз он был гораздо более общителен, извинился за то, как вел себя до этого, и объяснил, что он волновался, потому что его басист (Ноел Реддинг, кажется) не пришел. Он очаровательно представился мне, и мы немного поболтали о том-о сем. Не помню, о чем именно, но помню, что он произвел на меня прекрасное впечатление. И я не думаю, что он был удоблан. Он мыслил очень ясно и остро, когда разговаривал со мной тем вечером, да и в другие три-четыре раза, когда мы с Лу заходили в “Блэйзис” в последующие недели.
Думаю, вообще-то, что Джими прикидывался, будто он обдолбан. С одной стороны, любовное приключение моего поколения с хэшем, травкой и кислотой как раз было в первой, самой сильной фазе, так что явно обдолбанный человек был ужасно привлекателен в глазах своих современников (эй, хиппи, вы это помните?) – серьезно-отключенное выражение лица было характерным фактором во всех модных местах. С другой стороны, музыкант, казавшийся обдолбанным, имел замечательную возможность изучать окружавших его стрейтов. АиРовские люди, вроде Лу Райзнера, которые были, в большинстве своем, старше и не вписывались в нарко-культуру, имели тенденцию расслабляться, думая, что объект их внимания прибывает в психоделическом тумане. Они становились слегка откровеннее, слегка свободнее и могли выболтать свои деловые секреты. Джими, я думаю, играл в ЭТУ игру.