Если бы Ойли вырос в гареме, возможно, у него уже был бы опыт. Но он был «домашним».
В Джордане с этим было строго — только тайком и по большой любви. Любви не случилось, так что…
— Красавчик, расслабься! Тебе понравится! — один из мужчин, все же слегка озадаченный таким активным сопротивлением, попробовал успокоить мальчишку.
Ойли трясло, зубы выстукивали барабанную дробь, игнорируя желание хозяина. А главное — голос… Даже жалкое: «Не надо!» пролепетать не получалось.
— С чего вдруг такой миленький нежный цветочек бродит среди ночи по улицам столицы? Разве твой папочка не рассказывал тебе про злых госпожей, похищающих таких красивых зайчиков? — второй из мужчин наклонился к Ойли совсем близко и дыхнул в лицо чем-то сладким, до тошноты. Живот свело от спазма, а влажные пальцы, и так крепко сжатые в кулаки, напряглись еще больше. Такое впечатление, что разжать их обратно уже никогда не получится.
— Тебе повезло, малыш, что наткнулся всего лишь на нас… Мы немного развлечемся и отпустим тебя на все четыре стороны.
Тут в животе у Ойли заурчало, и первый мужчина решил тоже пошутить:
— А еще мы тебя покормим! Тебе понравится, — повторил он уже не раз сказанную фразу.
— Прочь, мерзкие вонючие зверушки! — прозвучал откуда-то слева довольно молодой, сердитый и, вроде бы женский, голос. — Совсем обнаглели! Прочь, пока я не вызвала сюда гвардеек, чтобы выяснить, чья вы собственность. Ваши госпожи вас не похвалят, когда им придется платить штраф, выкупая вас из участка. Зверьки обнаглевшие!
Упоминание о госпожах резко протрезвило двух несостоявшихся насильников, и они быстро растворились в темноте. А Ойли остался, словно пророс пятками в землю, практически парализованный от страха. Способность говорить к нему так и не вернулась, зубы стучать не перестали, кулаки не разжимались. Так что он стоял, застывший, прижавшийся к стенке, и лишь испуганно моргал, глядя на слишком ярко одетую и очень вызывающе накрашенную госпожу.
— Тебе что, особое приглашение надо? — спокойно поинтересовалась она своим низким, приятным голосом. — Ноги в руки и мотай к своей хозяйке!
Ойли тихо всхлипнул от накопившейся жалости к себе, переживаний, волнения за маму, голода… А еще — от практически животного ужаса, что сейчас госпожа уйдет, а он останется один на один со всем этим и некому будет о нем позаботиться.
— Тебя проводить? — в голосе госпожи послышались… не заботливые, а усталые нотки. Словно она хотела дать понять, что такой обузы, как Ойли, ей даром не надо, но при этом, как порядочной женщине, приходится проявить заботу о чужой собственности, попавшей в затруднительное положение.
Мальчишка отчаянно закивал. Потом, наконец-то, у него получилось упасть на колени, чтобы поблагодарить за спасение и предложение помощи.
***
Мать не пришла ни на следующий день, ни через день. Вся еда в доме закончилась. И Ойли до самого вечера сидел и смотрел в окно, искренне жалея, что у них вокруг дома растут только цветы и ни одного кустика с ягодами. У соседей были яблоки, только они еще не созрели, а от зеленых животу легче не станет…
Когда первое из трех солнц почти скрылось, мальчишку вдруг осенило не очень здоровой идеей. Ойли решил пойти навестить мамину знакомую. Обращаться за помощью к госпоже Кайврайдос почему-то было ужасно страшно. Хотя умом Ойли понимал, что именно она о нем позаботится. Отдаст в мужья в хороший дом, где он будет всегда сыт, обут, одет… Исполнится его заветная мечта о госпоже…
Но почему-то голова думала одно, а ноги делали совсем другое. Даже про то, что вот-вот стемнеет, не подумал, и совершенно зря. Дом маминой знакомой находился на другом конце улицы, всего через двенадцать домов.
Шел Ойли довольно быстро, размышляя по пути о том, как неправильно он поступает. И о том, какой он вообще идиот, потому что боится обратиться за помощью к той, которая по закону просто обязана взять его под опеку.
Матерь Всего Сущего, госпожа Кайврайдос никогда не наказывала его, не ругала, всегда угощала конфетами, если он вдруг оказывался поблизости. Почему же он так боится…
Да, она никогда не скрывала своего неуважения к матери Ойли, но ведь позволила своему сыну стать ее мужем. Позволила, а могла запретить… Могла, но не стала…
Мальчишка так углубился в мысли о странностях своего мышления и личной жизни своих родителей, что не сразу услышал, что по каменной мостовой шлепает не только его пара босых ног. А дальше начался кошмар…
Конечно, вечерами и раньше ходить было опасно — красивых мальчишек действительно могли выкрасть. Но после нового закона, запрещающего усыпление, многие из горожанок смогли себе позволить приобрести наложников из Джордана. Тридцатилетних, конечно, но для жительниц Венгсити это было не так важно.