Никогда не видели мальчишки, как ведут арестованных. Кто же эти люди? Воры, убийцы? Вглядываются в лица — учителя из соседней школы. Учителя? Но не могли же они стать ни ворами, ни убийцами…
Быстрее, чем когда-либо, помчались в свою школу. Только их наставник в класс, оба Яниса подняли руки.
— Говори Судрабинь, — тот хорошо знал, кто чей сын.
— Мы с Янкой на дороге… Двух учителей с соседней школы… Руки закованы, а сзади урядник на лошади…
Наставник зло процедил:
— Государственные преступники! Таким один путь — на виселицу!
— За что?
— Со-ци-а-листы!
— А что это? — не поняли ученики.
— Против самого августейшего государя императора! «Как можно? Разве есть такие?» — спросил себя Янис.
— Распространяют запрещенные книжки, подбивают темный народ на смуту, на цареубийство!
Страшно и непонятно Янису: учителя ведь все знают, всему учат… И вдруг против царя…
Услыхали друзья новое слово: «социалист», а что это такое, не поняли.
III
Попрощавшись с Покотиловыми, Мартын Лацис пошел вместе с офицером дальше.
Всегда такой рассудительный, он сейчас явно поддался порыву. Покотилов-старший — надежный товарищ, зря задерживать не станет. Значит, надо разобраться с этим человеком. Обязательно надо разобраться!
Лацис хорошо знал: в последние дни в Петрограде погромы стали бедствием. Набрасывались на винные подвалы, а пьяным все нипочем — громили магазины, лавки, склады, частные квартиры. Творилось это не стихийно, кто-то направлял нестойких людей. Так что дело не шуточное. И если офицер подстрекал солдат… Вырвалось короткое, суровое:
— Ваши документы? Офицер вынул, протянул.
— Зайдемте в парадную!
— Мы можем говорить по-латышски, — поспешил тот ухватиться за эту возможность.
— Можем, — согласился Лацис.
В темном коридоре он достал зажигалку, высек крохотное пламя. Но его хватило, чтобы разобрать: «Штабс-капитан Судрабинь Ян Карлович…»
Лацис поднес зажигалку к лицу офицера.
Друг детства! Самый закадычный! И в юности потом переплелись их дороги. Даже жизнью обязан ему. Жизнью обязан! А он не узнает. Не узнает и не подозревает…
И все же спросил строго:
— Вам известно, как поступают с подстрекателями погромов? С под-стре-ка-те-ля-ми!
— Я не подстрекал! Меня спросили — ответил. Мартына подмывало воскликнуть: «Ян, да раскрой же глаза, неужели не видишь, кто перед тобой?» Но что-то удерживало его. Он, казалось, мог и в то же время не мог себе объяснить, почему до сих пор не протянул ему руку, не встряхнул за плечи.
Вслух произнес совсем другое, резко, непримиримо!
— Конечно, состоите в контрреволюционном офицерском союзе полковника Гоппера!
— Что вы, я Гоппера еле знаю… Знаю, конечно, что командир бригады латышских стрелков…
— Был командиром! — перебил его Мартын.
— Совершенно верно! Был.
— А вы? Вы?
— Не скрою: не большевик. Обманывать не стану. Но полностью лоялен к Советской власти.
— Настолько лоялен, что подбивали громить винный подвал…
— Правдивость — мой девиз! — с достоинством ответил офицер. — Я честно сказал, как было. Один солдат спросил, я ответил. Разве не выстрадал он в окопах, разве не несли смерть каждая пуля, бомба, каждый снаряд… пусть бы хлебнул винца!
— Не понимаете, к чему это ведет?
— Понимаю. Но тогда не вдумался. Поставите за это к стенке?
— Мы к стенке не ставим. Мы генералов под честное слово отпускаем. «Действительно, — подумал Мартын, — не сажать же его в тюрьму». И вслух продолжил: — Дайте честное слово, что никогда не выступите против Советской власти! Но если не сдержите слово… если еще раз попадетесь… Идите! Иди-те!
Офицер поднес пальцы к козырьку.
— Честь имею! — круто повернулся и вышел. Мартын тоже вышел на улицу. До Главного штаба всего несколько десятков шагов.
«А все же друг детства, слишком круто, слишком уж круто я с ним обошелся», — подумал он.
IV
Когда Мартын закончил с Подвойским деловой разговор, он не нашелся сразу, как перейти к тому, что особенно волновало его.
Николай Ильич Подвойский был таким человеком, которого чем больше узнаешь, тем искреннее привязываешься. Мартыну вообще везло на партийных товарищей — людей честных, чистых, беззаветных.
Первым из них был Петр Тенч, подмастерье у столяра в Риге, куда после приходской школы поехал учиться ремеслу Янис Судрабс.
Они вместе с Яном Судрабинем направились тогда в город, только тот — в гимназию, а Янис — в подвал мастерской на Романовской улице.