— Вашу мать будут судить в итоге по сто пятой статье, — объявляет Олег.
— Это что?
— Убийство.
— А самооборона?
— Следователь квалифицировал дело по сто пятой.
— Но сам же следователь мне сказал, что дело будут рассматривать по сто восьмой.
— Ну этого я уже не знаю. У меня квалификация по сто пятой.
— Ясно, — вздыхаю я, подходя к окну.
— Судебное слушание назначено на завтра на двенадцать. Вашей матери нужно обязательно привезти какую-нибудь приличную одежду.
Закрыв глаза, я прислоняюсь лбом к холодному стеклу, адвокат продолжает:
— Надо будет как-то её внешне привести в порядок, понимаете?
— Да, конечно, — бормочу я, стараясь проглотить тугой ком в горле.
Договорив с адвокатом, не спешу возвращаться в класс. До конца урока остаётся семь минут. Спускаюсь на первый этаж, прохожу длинный коридор. В окна проникают яркие лучи солнца. Апрельская погода в этом году радовала теплом и отсутствием дождя. Оказавшись в туалете, прислушиваюсь: порой и на уроках тут кучковались одиннадцатиклассницы. Тишина. Да и запаха приторных духов нет, только пропитанные никотином стены. Встаю напротив зеркала, крепко сжимая керамическую раковину. В отражении на меня смотрит бледное лицо.
У меня горят глаза, как если бы я плакала несколько часов, но слёз нет. Горло дерёт от боли. Я не хочу никуда ехать. Не хочу сидеть в зале суда и видеть мать за решёткой. А уж от мысли, что мне придётся встречаться с ней где-то наедине, помогать переодеваться и краситься, мне хочется провалиться куда-нибудь глубоко под землю, чтобы никто не смог найти меня.
Когда звенит звонок я прихожу в себя, умываюсь холодной водой и на выходе сталкиваюсь с парочкой семиклассниц, которые при виде меня закатывают глаза. Оказавшись в кабинете биологии, ловлю на себе вопросительный взгляд Андрея, но не решаюсь разговаривать с ним в присутствии посторонних ушей. Маша с Валерой предлагают пойти в магазин, я отказываюсь и отправляю их одних. Когда из класса, наконец, выползает Танюха, звонко смеясь по телефону, я рассказываю Андрею о звонке и в моменте не выдерживаю: слёзы начинают катиться из глаз. Я ничего не вижу, на ощупь опускаюсь на край стола. Андрей расплывается передо мной. Проходит секунда, я слышу, как захлопывается дверь. Потом он подходит, берёт моё лицо в ладони, стирая большими пальцами слёзы.
— Я поеду с тобой, — говорит он, я отрицательно качаю головой. — Я помогу, тебе не придётся быть одной.
Я пытаюсь что-то сказать, но из-за слёз и тугого кома в горле слова застревают. Андрей обвивает меня руками за плечи и прижимает ближе. Теперь я плачу, закопавшись лицом в его рубашку.
Оставаться на следующих трёх уроках я не хочу: вызываю такси и еду домой. Скидываю одежду прямо в коридоре и залезаю под горячий душ. Из-за пара едва вижу свои ноги, но делать воду холоднее не спешу. Кожа быстро краснеет, голова становится тяжёлой. Закручиваю кран с водой до упора и ещё пару минут стою в душевой кабине, наблюдая за каплями, стекающими вниз по стеклянной дверце.
В коридоре собираю в охапку свои вещи и уношу в комнату, но там не спешу их прибирать в шкаф: бросаю на стул. Едва тело соприкасается с матрасом, я засыпаю. Мне ничего не снится, вокруг мрак. Когда я открываю глаза в комнате темно. Я переворачиваюсь на другой бок и вижу полоску света между полом и дверью: уже пришёл Андрей. Не хочу выходить. Вынимаю из ящика пачку солёных крекеров, с полки беру «Мизери» и провожу так ещё пару часов в кровати. Ближе к полночи меня настигает голод: крекеров словно и не было. Натягиваю свои домашние велюровые штаны и выползаю на кухню. Андрей сидит за столом напротив двери перед открытым ноутбуком. Рядом с ним чашка кофе и нетронутое пирожное.
Опускаюсь на стул рядом и придвигаю к себе тарелку с пирожным. Сначала съедаю засахаренные вишни, потом перехожу к крему, который оказывается чересчур приторным. Беру чашку Андрея и делаю глоток. Кофе почти остыл, но я всё равно допиваю его. Андрей продолжает что-то печатать, я заглядываю за монитор и вижу открытую страницу почты, но читать мне слишком лень. Доедаю пирожное, затем направляюсь к холодильнику. Не притрагиваюсь к вчерашним остаткам рагу, беру питьевой йогурт и, пожелав Андрею спокойной ночи, ухожу к себе.