Не помню, сколько времени прошло с тех пор, может, года два, а может, меньше. Детали того дня постепенно улетучиваются из моей головы: память исправно фильтрует воспоминания.
Мы с Машкой редко бегали на эту сторону дороги: наша школа находилась на противоположенной, но именно здесь была пекарня с самыми лучшими пончиками в городе, поэтому они стоили опоздания на урок. Они стоили всего на свете. Тогда, уставшие, мы отправились на большой перемене за дозой глюкозы. Мы стояли довольные на светофоре с большим бумажным пакетом, заляпанным в масляные пятна, предвкушая вкусный обед.
— Смотри, какая сумка, — произнесла Машка, кивнув на девушку лет четырнадцати на остановке.
— Да, прикольная, — ответила я, рассматривая чёрную почтальонку с принтом AC/DC.
Та девушка была слишком стеснительна: пропускала всех вперёд себя. Зима в тот год выдалась морозной и очень скользкой. А для неё ещё и последней…
У нас с Машкой пока горит красный. Мы смеёмся. Шутим. Вот зашли все пассажиры в автобус, и девушка подаётся вперёд, но вдруг двери закрываются прямо перед ней, и её стильная почтальонка застревает. Ерунда, кажется. Ну, с кем не бывает? Она замечает наши с Машкой любопытные взгляды, усмехается и стучит в стекло водителю.
«Вот сейчас он её увидит, — думаю я, — и откроет дверь».
Но тут раздаётся знакомый всем «любителям» ПАЗиков грохот сцепления, и автобус трогается с места. С лица девушки испаряется беззаботная улыбка. Она начинает стучать ещё громче. Ещё отчаяннее. Переходит на бег и крик. Кричать начинают все: пассажиры автобуса и зеваки на остановке, но водитель словно глух.
Автобус продолжает медленно ехать, включив левый поворотник. Мы с Машей срываемся с места, крича: «Бросай сумку!». Дальше я плохо помню происходящее. ПАЗик всё ещё набирает скорость, а девушка бежит за ним уже быстрее, кричит так громко, как только может. В салоне паника. Пассажиры требуют остановить автобус, но он продолжает ехать.
— Отпусти сумку! — вопят все вокруг, и в это мгновение девушка поскальзывается, исчезая под колёсами.
Чёртова зима. Чёртовы коммунальщики, которые в то утро не посыпали дороги песком и солью. Эта жизнь на вас. И на ублюдке водителе, который за своей громкой музыкой не слышал душераздирающие крики.
В эту секунду мир словно замер. Девушка замолчала. Автобус проезжает ещё пару метров, и вдруг её отбрасывает в сторону из-под колёс словно куклу. Тут, наконец, водитель тормозит. Не хочу в это верить. Не хочу это видеть, но ноги сами несут к ней.
Я не знала твоего имени. Не знала, кем ты была. Кем хотела стать. Куда ехала в тот день. Что планировала. Я просто кутала тебя в свой пуховик, пока ты лежала на алом снегу и трясущимися губами шептала: «Мне холодно».
Я опускаю голову. Сжимаю веки так сильно, что глаза начинают болеть. Не хочу больше думать об этом. Каждый раз зарекаюсь не приходить сюда, но порой сама не замечаю, как оказываюсь на этой лавочке. Надо просто переключить внимание.
Люди проходят мимо, прячась под своими зонтами, хотя ливень давно сменился моросью — вот смешные. Всё вокруг серо, и только мальчик лет пяти в своём зелёном дождевике с машинками и резиновыми сапогами в цвет спасает этот промозглый осенний день.
Когда мне было семь, у меня был похожий дождевик и красные сапоги, в которых я бесстрашно прыгала по лужам до тех пор, пока не промокала насквозь от летящих во все стороны капель. Помню, как мама ругала меня и как потом отпаивала чаем с малиновым вареньем. Помню, как папа, чтобы скрасить мои скучные больничные будни, приносил диски с мультфильмами и конфеты.
Бывают дни, когда мне становится так паршиво, что спасает только толпа. А бывают дни, когда хочется спрятаться ото всех. Раствориться. Сегодня был не такой день. Сегодня я хотела компанию, хотела почувствовать себя нужной.
— Привет.
А вот и моя компания.
— Привет, — я обернулась на подошедшего со спины Стаса.
Он на этот вечер был не просто моей компанией с целью скрасить одиночество, но и ещё мужским плечом в походе домой за вещами.
Стас был во всем похож на меня. Он был мужской версией меня. В первую ночь нашего знакомства я в этом убедилась сразу же и бесповоротно. Но лучшая сторона Стаса была в другом — он умел быть другом. Умел слушать. Умел понимать только по взгляду, не спрашивая и не докапываясь.
— Не будешь же ты в школе жить, — говорил Стас, пока мы поднимались по лестнице моего дома. — У Маши куда лучше.
— Возможно, — кивнула я, обернувшись. — Но я там не у себя дома. И даже не снимаю квартиру. Я там жиличка. Вечная гостья. Ты себе даже не представляешь, каково это.