Голова кружилась. Тошнота подступала всё сильнее. Голос Машки без остановки повторял:
— Что с тобой? Вера? Вер!
Когда мне стало легче, я смогла разглядеть её лицо и взволнованного физрука.
— Вер, ты чего? — недоумевал он, положив ладонь на моё разгоревшееся лицо. — Случилось что?
Качая головой, я поднялась на ноги.
— Маш, отведи её в раздевалку.
— Я домой пойду, — ответила я, вырываясь из рук Фёдоровича и Машки.
— Вер, да что с тобой? Ты на меня обиделась? — Маша округлила глаза.
— Нет. Я хочу домой. Просто хочу домой.
Впервые за многие годы я сбежала с уроков домой. Туда я никогда не торопилась, а сейчас летела, не переживая за то, что меня там могло ждать.
Под дублёнкой-франкенштейном — моё детище, перешитое из дублёнки и старой шубы — меня трясло. Из-за бега я была вся мокрая, а переодеваться я не стала: от школы до дома два шага, пусть и по морозу.
Стуча зубами, я вошла в квартиру и прислушалась.
— Мам?
Тишина.
Вешая дублёнку в шкаф, я замерла. Что-то здесь изменилось. Пахло как-то непривычно странно… чистотой. А точнее, моющими средствами. Обувь в прихожей аккуратно расставлена. На тумбочке не разбросана косметика и бычки — всё стоит ровно и ни намёка на пыль.
Войдя в кухню, я удивилась ещё больше: обычно залитая жиром и остатками еды плита если не сияла, то блестела чистотой точно. Скатерть на столе стиранная и выглаженная. На подоконнике цветы в плошках, очевидно, новые — тем засохшим кустам приговор давно был подписан. Еда в холодильнике была не меньшим шоком.
Такое на моей памяти происходило только если опека решала наведаться с «внеплановой» проверкой, звоня за три дня минимум. Но если бы это было так, то мать попросила бы прийти домой. Последний раз она писала вчера, спрашивала как дела и ни слова про опеку не было.
Прихватив со стола пряник, я ушла в ванную. Наспех приняла душ и, закрывшись в своей комнате, упала на матрас. Давно мне не было так хорошо и хреново одновременно. И только моя голова коснулась подушки, я провалилась в сон.
***
Утро следующего дня нельзя было назвать приятным, но оно точно было лучше предыдущих — я была дома. Потянувшись, я проигнорировала пропущенные звонки и сообщения от Маши и Валерки, взяла полотенце и вышла из комнаты. С кухни доносились голоса и, завернув за угол, я увидела говорящих: мать, сидящая спиной ко мне, и этот «отец-молодец». Заметив меня, его лицо украсила извращённая ухмылка. Сил держаться нет. Спокойно, Вера.
— Ой, Веруня, ты чего здесь? — обернулась мать.
— Живу здесь, — холодно бросила я, направляясь в ванную.
— Да я же не об этом, дочь, — говорила мать, встав в дверях. — Ты ведь у Маши жила.
— Где моя зубная щётка?
— Я выкинула всё, сейчас новую принесу.
Новую? Эта херня с чистотой и трезвой матерью меня смущала.
— Держи красную. Тебе же нравится красный? — улыбнулась мать.
Я внимательнее посмотрела на неё. Если не считать синяки под глазами и морщины, мать выглядела довольно свежо: седина закрашена, свежий маникюр, стрижка.
— Что здесь случилось? — спросила я, забрав зубную щётку.
— Ты про что?
— Ты трезвая. Дома порядок. Закодировалась?
— Ну ты скажешь тоже, — усмехнулась мать, убрав с моего лица за ухо выбившуюся прядь волос. — Когда я пила?
Не став отвечать на этот вопрос, я аккуратно закрыла дверь, продолжив свои утренние процедуры в спокойствии. До выхода из дома я старалась не разговаривать ни с кем, молча собираясь в школу. Сегодня, «переспав» произошедшее, я была спокойнее, но мысль о том, что у биолога явная биполярка, не давала мне покоя. Я не могла объяснить, а точнее не могла сравнить вчерашнего биолога и того человека, который приехал спасать нас с Машкой, или того, что посреди ночи кормил меня ухой и пытался подарить билеты на скорпов.
Как обычно, пропустив завтрак дома, я вышла за полчаса до урока, решив перехватить кофе в русапе. Под хруст снега и приятную горечь во рту, я подошла к гаражам у школы и остановилась, услышав своё имя.
— Верка! — кричала Авсеева, энергично подзывая меня рукой.
Она и ещё два одиннадцатиклассника, которых я смутно знала, переступая с ноги на ногу от холода, курили у гаражей.
— Привет.
— Здарова, — поприветствовал тот, что был крупнее.
Кажется, его звали Антон. Ухмыльнувшись, он протянул мне пачку синего винстона.
— Как учёба? — спросил он.
— Нормально.
— Ты брала у Игоревича тему на реферат? — вмешалась Анька, одолжив мне зажигалку.