«Неужели меня увольняют», — подумал я, но тут Тамара Борисовна продолжила:
— Только что позвонили из полиции, я толком не поняла ничего, но у них Вера Розанова. Её мать, что ли, напала на кого-то, то ли убила. В общем, они девочкой заниматься не хотят, ей уже семнадцать, опеку вызывать не стали…
Дальше я не слышал, в ушах зазвенело. Меня шокировало спокойствие, с которым завуч рассказывала о произошедшем, да и сама ситуация не была для меня чем-то обыденным. Я, очевидно по неопытности, продолжал всякий раз удивляться, когда завуч, как бы между словом, объявляла, что кого-то из школы поставили на учёт в детскую комнату милиции. Или о том, что одного из учеников на перемене поймали на воровстве в местном супермаркете. Район был не самый благополучный. Ученики из соответствующих семей, но чтобы всё настолько было плохо…
— Я пообещала им, — продолжала завуч, — что кто-то из родственников её заберёт, но у меня нет номера ни тёти, ни бабушки с дедушкой. Сейчас её надо просто отвезти близким. Потом уже я передам информацию в службы опеки, там на год оформится опекунство.
— Что вы от меня хотите? — спросил я, сглотнув ком.
— Вы классный руководитель, съездите за ней. Отвезите, куда скажет.
— Почему я?
Завуч нахмурилась, посмотрев на меня, как на глупого ребёнка.
— Потому что вы её классный руководитель, — каждое слово она проговорила чётко, с нажимом.
— А вы завуч, — парировал я.
— У меня нет машины.
Сильный аргумент. Я не ответил. Конечно, мне было жаль Веру, но последний раз, когда я вызвался побыть нянькой, дорогого стоил. Обвинения в «особых» отношениях с ученицей были свежи, но завуч, кажется, теперь думать про них забыла. Или сделала вид, что забыла.
— В каком она отделе?
— В нашем, на Ленинском проспекте.
Не сказав ни слова больше, я вышел, проклиная минуту, когда я устроился именно в эту школу.
Вера.
Открыв глаза, я не сразу сфокусировалась на картинке передо мной. Потрескавшаяся синяя краска на стене, полка с увядающей геранью. От деревянной скамейки онемел бок, я села и потёрла глаза. Голова до сих пор побаливала от дешёвой конины, щека — от удара об пол. Сделав пару глотков минералки, я осмотрелась. В посленовогоднее время в ментовке людей хватало. Напротив меня в обезьяннике сидела пара местных алкашей, лица которых я узнала, ещё один, кажется, был таджиком, в сторонке от всех стоял дед Максим — наш сосед из дома напротив.
По трезвяку милее его в мире не было никого: мелким чинил велосипеды, бабкам помогал картошку с рынка таскать, ухаживал за палисадниками во всём дворе. Но вот на пьяную голову он ещё тот любитель побуянить. Очевидно, соседи снова вызвали на него ментов. Те сажали его на сутки, пока не протрезвеет, потом выпускали. Этой процедуры хватало ровно на месяц, потом всё сначала.
— Верка, ты здесь что? — из-за решётки высунулся дед Максим. — Натворила делов каких?
— Не я, мать, — неохотно ответила я и, подойдя ближе, протянула почти допитую воду. — На вас опять соседи настучали?
— Ух, ведьмы эти, — дед тремя жадными глотками осушил бутылку. — Хер я им помогать больше буду. А то как авоськи свои носить, так к Максиму все прутся, а здесь здрасьте, Максим плохой. Алкаш. Я им ещё устрою. Ну погодят они у меня, — грозя кулаком в воздух, кричал дед, но как только сокамерники «вежливо» попросили его заткнуться, он уже тише спросил: — Мать-то твоя что натворила? Это она тебя так? — дед указал трясущимся пальцем на щёку.
— Сожителя зарезала.
То спокойствие, с которым я это сказала, удивило даже меня саму.
— Да ты что?! — дед чуть не съехал на пол. — Кольку? Сантехника? Вот дела! Я же его только вчера видел. Мы с ним опохмелялись. Ну и ну. За что она его?
— Было за что.
Пока дед ахал и горевал над смертью собутыльника, я пошла в дежурку. Сидеть дальше в ароматах мочи и пота не хотелось.
— Это, — кашлянула я, стоя напротив тучного лейтенанта, — я спросить хотела.
— Ну? — дежурный бросил в рот сушку и запил её чаем, противно причмокнув.
— Мне домой можно?
— Велено сидеть. Следователь сказал, за тобой кто-то из школы приедет.
— Кто? — нахмурилась я, не понимая, причём тут вообще школа.
— Я откуда знаю. Жди.
— Можно я покурить выйду?
— Потерпишь, — лейтёха сделал ещё один глоток чая. — Давай, иди, не мешай мне тут. Дел без тебя по горло.
— По горло это точно.
Я вернулась на скамейку, достала телефон и, дабы отвлечься, зашла в вк: два непрочитанных от Машки и Холодца. Я не стала открывать сообщения. Писать обо всём не хотелось, лучше лично рассказать, хотя если бы не очевидный синяк и другое обстоятельство, вроде грозившего матери срока от шести до пятнадцати, я бы молчала. Больше всего меня волновало то, где я теперь окажусь. Вряд ли меня сдадут в детский дом. На год, конечно, не страшно, но смысл-то где? Наверняка в опеке уговорят бабку с дедом взять меня до совершеннолетия, что, впрочем, хуже детдома в сто раз. Переезд к ним для меня равен заточению в дурдоме, не меньше.