Игоревич засмеялся, кажется, впервые за всё время нашего знакомства так искренне, что я не смогла не улыбнуться в ответ.
— Есть один хирург, — задумчиво произнёс биолог, добавив: — Женщина, если быть точнее. Пожалуй, она единственная из всех коллег, на операционном столе которой я не побоялся бы оказаться.
— И где она сейчас? — спросила я, и лицо Игоревича помрачнело.
В этот момент к нашему столу подошёл подозрительно знакомый мужчина, и ответа на свой вопрос я так и не узнала.
— Ты как здесь? — спросил незнакомец у биолога, смерив меня надменным взглядом.
Расправив плечи, я сделала вид, что мне плевать на его резкую высокомерность, как и на его присутствие.
— Мимо проезжал, решил по старой памяти заехать. Это Вера, моя ученица, — Игоревич вытянул руку в мою сторону, и незнакомец, сжав губы, выдавил улыбку.
— Очень приятно. Можно тебя на минутку? — это было адресовано биологу, который не слишком обрадовался приглашению отойти, но явно выдохнул от перспективы не отвечать на мой вопрос.
— Я сейчас вернусь, — сказал Игоревич, и я кивнула.
Где только я видела этого типа? Перебирая в голове всевозможные варианты, я поняла, что вряд ли видела его вживую. На фото, но где? Может, когда мы копались по сайту больницы? Точно, он один из старых коллег Игоревича. Или нет? Осторожно обернувшись на стоявших в стороне биолога и его собеседника, я присмотрелась: высокий, не очень крупный, тёмные волосы с проседью. Со спины вылитый Игоревич. И овал лица похож. Точно — тот самый брат, который стал новой эротической фантазией Машки. И как я сразу не поняла.
Когда Игоревич вернулся, вид его заметно изменился. Он был теперь одновременно расстроенным и злым, отчего мне стал любопытен предмет их разговора. Глубоко в душе мне казалось, что это обо мне они говорили. И тема обсуждения, очевидно, была малоприятной.
Андрей. 2013 год.
Каждый июнь в моей жизни появлялся один длинный хвост из десятка студентов-практикантов. Из плюсов — можно скинуть документальную часть, из минусов — лишняя головная боль на шесть недель.
В первую я проводил семинары. Знакомил с аппаратурой, показывал, как ставить желудочный зонд, давал узи на расшифровку. На второй неделе — моей любимой — практиканты переходили в руки анестезиологов. Следующие две недели, как правило, медсёстры брали ситуацию под свой контроль и нагружали практикантов самой грязной работой, на которую размениваться самостоятельно у них не было ни желания, ни времени. В этот период я получал жалоб от студентов больше, чем от больных.
Идя на практику, ребята строят иллюзии. Мечтают с первых дней заниматься тем, что априори невозможно без смердящих уток, мытья полов и ухода за пациентами. Любыми пациентами: будь то алкаши или бомжи, после которых многие пересматривают своё будущее в медицине.
На пятой неделе — самой сложной — студенты ассистировали мне на операциях, где и закрепляли полученные навыки. Эта неделя была не самой любимой у меня, но обожаемой у студентов.
Отвязавшись от очередной партии утконосов, я выдохнул. Сразу освободилось время и необходимость задерживаться допоздна сократилась вдвое.
Сидя на мягкой скамейке в санпропускнике, я лениво раздевался после шестичасовой операции на поджелудочной железе. Не самая долгая операция в моей жизни и не самая сложная. Обычно в операционной время идёт иначе. Там нет усталости. Нет лени или волнения. Чувства голода и жажды притупляются. Но сейчас, выйдя из операционной, на меня свалились все эти ощущения.
В душе я простоял минут десять, даже не шевельнувшись: просто смотрел на исчезающую воду в сливе. Кое-как помывшись, я надел чистую тёмно-синюю форму, которую кастелянша заблаговременно принесла и направился на осмотр ранее прооперированных пациентов. Сегодня мне повезло, кроме жалоб на слабость и температуру ничего серьёзного не было, но по дороге в кабинет мне позвонили из приёмного отделения, и я пошёл к лифту.
На первом этаже терапевтического крыла было людно. Обогнув регистратуру, я зашёл в процедурную.
— Доброе утро, — поприветствовал я всех присутствующих, подойдя к коричневой кушетке, где лежал мужчина лет пятидесяти. — Что у нас тут?
— Боли внизу живота, — начала медсестра, но мужчина её перебил:
— Как будто в спину отдаёт, доктор. Разогнуться не могу.
— Давайте посмотрим.
Вымыв руки, я надел перчатки, сел напротив кушетки и, дождавшись, когда пациент поднимет футболку, начал осмотр.
— Так больно? — спрашивал я, надавливая пальцами на живот ниже пупка.