— Ей уже давно плевать. Идите на кухню.
Не заостряя внимание на этом ответе, я повиновалась и пошла на кухню. Здесь было тепло и вкусно пахло чем-то приятно кислым, как будто лимоном. Вздохнув поглубже, я учуяла терпкий аромат шалфея.
Окна в помещение запотели: на плите что-то кипело, а в духовке, кажется, запекалась рыба. Я снова вспомнила, как сильно хочу есть.
После первой чашки чая я сразу же ожила. Скинула свитер, оставшись в майке и джинсах. Тут же поняла, что с собой ничего не взяла из одежды. Вздохнув, достала телефон: сидеть в тишине было неловко. На экране высветилось три пропущенных от Кати и одно сообщение от Машки: «Ты дома уже?». Написав лаконичное: «Да, спать собираюсь», я решила приберечь все объяснения хотя бы до завтра.
Вернувшись к чаю, я бросила взгляд на спину Игоревича. Он уже минут пять, не проронив ни слова, крутился между плитой и натиранием сыра.
— Хотите, я вам помогу? — произнесла я, и биолог обернулся, посмотрев на меня так, словно забыл о моём существовании.
— Можете пока нарезать салат, — он кивнул на овощи в глубокой стеклянной чашке.
— А куда резать? — спросила я, встав справа от Игоревича.
— Можно сюда, — передо мной поставили вторую чашку, чуть больше той, в которой лежали целые овощи.
Взяв перец, я начала нарезать, как придётся.
— Чуть мельче, — сказал Игоревич и, забрав у меня нож, принялся демонстрировать свои кулинарные навыки. — Вот так, соломкой.
— Я как-то всё больше в сельском стиле привыкла.
Игоревич вопросительно на меня взглянул.
— Ну это когда овощи не глядя рубят в тазик и заливают майонезом.
Улыбнувшись, биолог покачал головой.
— Обойдёмся сегодня городским стилем.
— Как скажете.
Пока Игоревич сливал воду с варёного картофеля, я от перцев перешла к огурцам.
— Огурцы тоже соломкой, шеф?
— Ломтиками.
Закончив с огурцами, я нарезала черри, бросила в чашку рукколу и, по указанию биолога, заправила всё оливковым маслом и бальзамическим уксусом. Игоревич в это время разложил по тарелкам картофель и сёмгу, залив её сливочным соусом. К тому моменту, как мы сели за стол, я была вне себя от голода. Желудок, кажется, начал поедать сам себя.
— Чёрт, — Игоревич ударил себя по лбу, — я про напитки забыл. У меня гранатовый сок есть.
В этот момент биолог напомнил мне суетливую бабушку, которая вместо того, чтобы поесть спокойно, крутится вокруг любимых внуков, стараясь им угодить.
— И вот салфетки ещё забыл, — после бокала с соком, передо мной поставили салфетницу, которую в своём доме я лицезрела на столе лишь по праздникам.
— Спасибо, — пробормотала я с полным ртом.
— Вкусно? — спросил Игоревич, наколов на вилку рыбу.
— Угу, — ничего более членораздельного я не могла произнести.
Спустя несколько минут моя тарелка опустела, а желудок был полон и счастлив. Откинувшись на спинку стула, я тяжело вздохнула: кажется, не стоило так быстро есть, еда словно застряла где-то в горле и теперь давила тяжким грузом на грудь. Пожелав отделаться от этого неприятного чувства, я залпом опустошила бокал с соком.
— Так что случилось у вас? — осторожно спросил Игоревич, очевидно всё это время съедаемый любопытством.
Я пожала плечами.
— Подслушала разговор, который не надо было слышать.
Биолог понимающе кивнул и сделал глоток сока.
— Всё так плохо?
— Да нет, ничего нового я про себя не услышала, но…
— Слышать это всё равно неприятно, — продолжил Игоревич, бросив в рот последний ломтик картофеля.
— Именно.
— Давайте я всё-таки с ними поговорю.
Выдохнув через рот, я отрицательно покачала головой.
— Какой в этом смысл? Я не хочу с ними жить. Понимаете?
— Понимаю, но вам ещё год надо потерпеть.
— Не буду я терпеть! — не выдержав, крикнула я и, набрав воздуха, уже тише произнесла: — Я всю жизнь терплю, мне надоело.
— Вер, — произнеся это, Игоревич накрыл своей большой ладонью мою руку, от которой к спине моментально побежали мурашки, — я не могу вас у себя оставить.
— Я не прошу вас поселить меня здесь. Я только хочу, чтобы вы помогли мне с арендой квартиры.
— Вер….
— Что? — я снова крикнула, убрав руку. — Что? Андрей Игоревич, почему вы не можете просто мне помочь, как делали уже не раз? Вы единственный, к кому я могу обратиться. У меня никого нет, — говоря это, я ощутила первую слезинку на щеке, которую поспешила смахнуть. — Я не могу бесконечно грузить своими проблемами Машку или Валеру. Не могу ночевать у них месяцами. Вы даже не представляете, как я себя чувствую.
— В таком случае, я могу стать вашим опекуном, — вдруг сказал Игоревич, и я едва не упала со стула.