— Но она раньше на Веру молилась, — холодец встал на мою сторону.
— Вот именно, — подтвердила я, закурив.
— Ну а теперь она сменила религию, и отличницы её больше не возбуждают. Кстати, — Машка достала помаду из сумки и принялась подкрашивать губы, — по поводу возбуждения, — пробормотала она, старательно вырисовывая контур, — я слышала, Маринка к Андрюше не ровно дышит, чем не повод?
— Не начинай, — я закатила глаза.
— Я ничего плохого не хочу сказать, но химичка, как любая женщина, ревнивое и коварное создание, вот и нашла способ оторваться.
Я задумалась. Уж в чём в чём, а в любовных интригах Машке равных не было. Да и в словах её был смысл. И раз так, то Игоревич с опекой влипнет ещё в большие неприятности, о которых я даже представить не могла.
— Вер, посмотри, — Машка, встав, слегка наклонилась вперед и повернулась ко мне задом, — колготки не зацепила? — Нет, всё ок.
Сегодня нам оставалось перетерпеть физкультуру и математику, благодаря которой мы вообще ходили на физру. Математику никто не смел прогуливать. Наша математичка была одинокой женщиной с круглыми очками и без чувства юмора. Она ненавидела наш класс уже очень давно. Ещё бы! Ирина Михайловна была не только нашей математичкой, а ещё и классным руководителем эталонного девятого класса. Её ученики были местной грушей для битья, а уж парни из нашего класса не упускали момента устроить разборки прямо в коридоре с четырёхглазыми отличниками, которые свысока смотрели на нас. В десятом и одиннадцатом детей из благополучных семей можно было по пальцам пересчитать. Практически все мы были из неполных семей или из семей, в которых родители не гнушались ни алкоголя, ни местного самогона, который гнал Петушок — легенда, благодаря которой все районные бухарики концентрировались в нашем дворе. На физкультуру мы опоздали на десять минут, но это катастрофой не было: Фёдорович нам прощал всё, главное, что вообще приходили. В раздевалке, на удивление, никого не было, хотя обычно в женской толпились девчонки из нашего класса вместе с Кошкиным и его прислужниками.
— Где все? — удивился Валерка, увидев пустые раздевалки.
— Похоже, Фёдорович не в духе, — ответила Машка, повесив куртку на крючок.
Оставив сумки и верхнюю одежду, мы поплелись к спортзалу. Пока шла разминка, мы тихо прокрались к лавочкам, но, едва мы успели сесть, в помещении раздался пронзительный свист.
— Ваши фамилии?
Мы обернулись, но вместо привычного физрука в поношенной голубой спортивной форме, увидели молодого парня лет двадцати пяти, который стоял, держа в руках журнал.
— Розанова, Корнилова и Попов, — ответила я, замерев на месте.
— А ты кто такой? — произнесла смелая Машка и все тут же на неё покосились.
Кошкин, стоя за спиной нового физрука, покачал головой, проведя большим пальцем по шее.
— Фамилия?
— Корнилова.
— Форма где?
— А у меня месячные.
— У остальных тоже?
— Я забыла форму, — призналась я.
— И я, — сказал Валера.
— А где Виталий Фёдорович? — Машка всё не унималась.
— Если бы кое-кто не опоздал на десять минут, то узнал бы ответы на все свои вопросы.
— Извините, — ответила я.
— Обувь снимаем и пять штрафных круга бежим.
Машка, усмехнувшись, села на скамейку. Мы с Валерой её смелости не разделяли. Скинув ботинки, мы неохотно побежали, пока остальные сдавали нормативы: девочки качали пресс, мальчики отжимались.
— В чём дело? — физрук подошёл к Машке, беззаботно восседающей в одиночестве на скамейке.
— Ни в чём. Я же сказала, у меня месячные, я бегать не буду. Тем более в юбке.
— Значит я буду вынужден поставить тебе два.
— Да пожалуйста, — фыркнула Машка.
После бега я пошла сдавать пресс, хватило меня на тридцать два раза. В середине урока нас разделили на команды, и мы принялись играть в волейбол. Я стояла на первой линии и приняла пять мячей, хотя и пропустила два. Машка всё это время сидела в телефоне.
— Да, это не на лайтах с Фёдоровичем на скакалке прыгать и в лапту играть, — сказала Танюха, когда мы вошли в раздевалку потные и уставшие.
— Где он вообще? — спросила я.
— С грыжей слёг. Вроде как надолго.
— Блять, — протянула Машка, — нам теперь этого карандаша терпеть?
— Да, попала ты, — засмеялись девчонки, а я ободряюще хлопнула Машку по плечу.
После урока Машка с Валерой поехали в торговый центр за шмотками, я кое-как отмазалась, соврав, что болит живот: говорить правду я была не готова.
Взяв два кофе в русаппе, я села на скамейку рядом, ожидая Игоревича. На улице начался снег, люди, попрятав носы за шарфами, кучковались на остановке. Приглядевшись, замечаю химичку. Та стояла около Роспечати в норковой шубе, ожидая свою маршрутку. Я молилась, чтобы она уехала раньше, чем заметила меня, садящуюся к Игоревичу в машину. И едва я подумала об этом, чёрный внедорожник биолога остановился в паре метров от остановки. Замотавшись покрепче шарфом, я поплелась к машине.