Первые пару дней я не могла не чувствовать себя некомфортно. Ходить в туалет было своеобразной пыткой. Я словно съехалась с парнем и теперь мне приходилось делать вид, что девочки в туалет не ходят. Спустя неделю я привыкла. Теперь мне было даже как-то забавно встречать по утрам на кухне заспанного Игоревича в пижаме, который каждый раз на завтрак готовил что-то невообразимое. От его драников я до сих пор не отошла: ничего вкуснее в своей жизни я не ела.
Ездить в школу на машине три раза в неделю для меня теперь было самой обычной рутиной. Меня не смущало появление такого контроля и заботы, но дабы не быть раньше времени рассекреченной, я выходила на остановку раньше, шла за Машкой и Валерой, и так втроём мы плелись по утреннему морозу в школу.
— У меня ноги болят, — ныла Машка, пока мы курили у гаражей. — Ненавижу нового физрука.
— Больше не соскочишь с физры, — улыбнулась я, делая затяжку.
Мимо нас проходили первоклассники с родителями и одна мамаша, не выдержав, сказала:
— Вы бы хоть подальше отошли. Ни стыда, ни совести.
— Тёть, — начал Валера, — тебе закурить дать или что?
Махнув рукой, та покрепче прижала своё чадо и повела его к школе.
— Я думаю справку себе достать, — говорила Машка, закидывая в рот жвачку. — Этот спорт мне на хуй не сдался.
На школьном крыльце мы столкнулись с химичкой. Та, холодно ответив на наше: "Здравствуйте”, поспешила скорее зайти внутрь. Валера, придержав ей дверь, скорчил лицо вслед её удаляющейся спины.
— Вот ведь мегера.
— Мужик ей нужен, — Машка была в своём репертуаре.
На первом уроке русского мы писали сочинение по “Преступлению и наказанию”, которое я прочла ещё в ноябре. Как всегда, моё мнение о бесконечном нравственном наказании Раскольникова растянулось на шесть страниц тетради, за что, впрочем, меня и уважала Людмила Григорьевна, хотя и просила порой быть лаконичнее. Следующие две математики я умирала от скуки, пусть и разок вышла к доске, получив очередную пятёрку. На биологии мне теперь было до ужаса странно. Каждый раз, когда Игоревич что-то спрашивал, я еле сдерживалась, чтобы не назвать его Андреем. Отвечать у доски я старалась реже и если делала это, то быстро и по делу. Получала свою оценку и спешила сесть на место.
Сегодня урок пошёл иначе. Мало того, что Игоревич опоздал на десять минут, так он ещё и сказал нам самостоятельно делать конспекты по учебнику, чего не было никогда. Его утренняя собранность и хорошее настроение куда-то улетучились. Теперь он, сведя брови, сидел за столом, погрузившись в телефон.
Андрей.
Пробравшись в кабинет завуча, я сел на свободный стул у окна, в то время как некоторые из присутствующих учителей покосились на меня. Я пробормотал: здравствуйте, и сел, закинув ногу на ногу. Наш новый физрук, пожав мне руку, сел рядом.
— По какому случаю нас собрали, не знаешь? — спросил Егор, а я лишь пожал плечами. — Вроде бы педсовет на следующей неделе.
— Спасибо всем, что пришли, — объявила завуч, зайдя в кабинет, — я вас сильно не задержу. Все вы знаете, что у нас скоро “День защитника отечества” и по традиции нам нужно подготовить концерт. В этом году я хочу сделать ответственным вас, Андрей Игоревич.
— Почему меня?
— Ваш десятый класс сегодня уже вызвался вести концерт: Маша Корнилова и Валерий Попов. Вот я и подумала, что вам стоит тоже принять участие. За помощью со сценарием обратитесь к Вере Розановой, она у нас главная активистка.
— Да уж, — пробормотала химичка, усмехнувшись, — “активистка” это ещё скромно сказано.
— Что-то не так? — не выдержал я.
— Ну что может быть не так? Это же не я со школьницами развлекаюсь и на машине их катаю.
Перешёптываясь, все учителя, без исключения, обернулись на меня.
— В каком смысле? — вмешалась завуч. — Андрей Игоревич, объяснитесь.
— Я не буду объясняться за то, чего не делал, а причину, по которой я подвозил Веру, я озвучу вам позже и лично, Тамара Борисовна.
Химичку, очевидно, этот ответ не устроил.
— Нет никакой разумной причины, по которой взрослый мужчина подвозит несовершеннолетнюю школьницу.
— А я думаю, что Андрей Игоревич не совершал ничего противозаконного, — заступился за меня новый физрук.
— Поддерживаю, — вмешалась англичанка.