— Очень приятно, — кивнул я.
— Пусть бабы тут сидят, а мы пойдём с тобой выпьем, — Александр направился в столовую, подзывая меня за собой.
В столовой уже был накрыт большой стол на четырнадцать человек. Именинник, пройдя дальше, встал напротив бара.
— Водки?
— Лучше виски.
Через несколько секунд Александр вернулся, в одной руке держа бокал с виски, в другой рюмку водки. Сделав глоток, я снова осмотрелся. Комната была просторная, не уступающая в размерах гостиной. На стенах многочисленные фотографии и картины. Осмотрев улыбающиеся лица на фото, я почувствовал какую-то фальшь, словно эти улыбки таили в себе что-то ещё, о чём ты мог только подозревать.
— Мне Катя сказала, что ты хирург, — после паузы произнёс именинник.
— Был когда-то.
— Витю Шишова не знаешь случайно?
— Нет, первый раз слышу.
— В больничке на Патриотов работает.
— Я работал на Революции.
— У вокзала?
— Там.
Кивнув, Александр снова направился к бару.
— Я там лет пятнадцать назад лежал, подстрелили на задании. Сквозное в правый бок. Может, пересекались.
— Может, — ответил я, допив виски.
— Ещё налить?
— Пока не надо.
Поболтав ещё несколько минут ни о чём, Катя позвала нас за стол. В гостиной людей стало больше. Александр, приветствуя каждого, представил мне всех, но имена вылетели из головы в следующую секунду. Вера, сидя рядом со мной, в полголоса болтала со старшей дочерью Кати, сама Катя за столом почти не сидела: она то и дело бегала из кухни в гостиную, приносила салаты, уносила грязную посуду, нарезала хлеб. Когда в очередной раз она встала, чтобы сходить за горячим, я встал следом.
— Я помогу, — произнёс я.
— Не надо, — моментально ответила Катя, покосившись на мужа.
— Да, давай лучше я помогу, — перебила Вера.
Не успев ничего понять, я лишь пожал плечами и сел обратно. На секунду взгляд Александра задержался на мне, но потом он отвернулся, продолжив разговаривать со своим сослуживцем. За столом звучали тосты. Сначала пили за именинника. Потом за детей. За жену. За родителей. Александр, казалось, был везде. Он пил со всеми одновременно. То сидел на своём месте, то перемещался за другой конец стола. У ножки его стула уже стояла пустая бутылка водки, которую он успел испить вместе со своими сослуживцами. К моему удивлению, именинник почти не захмелел, а вот его коллега, что сидел по правую руку, пошатывался из стороны в сторону. В какой-то момент он стал рассказывать сестре Александра о своей службе. Анна его почти не слушала. Она ковыряла вилкой салат и потягивала красное вино. Младшая дочь Кати перебралась на колени к отцу, тот, казалось, почти и не замечал её присутствия, продолжая пить уже на треть початую бутылку водки.
После горячего какая-то часть гостей переместилась в гостиную, где приглушённо играла музыка. За столом остались только мы с Верой и сестра именинника.
— Ты что делаешь? — прошипела Вера шёпотом.
— Что?
— Не будь идиотом. «Я помогу», — передразнивала она, пытаясь изобразить мой голос. — Совсем с ума сошёл?
— Мне показалось, или ты назвала меня идиотом?
— Я не называла, а попросила не быть им.
— Что не так? Я просто был вежлив.
— Эта твоя вежливость может выйти боком. Он же ревнует её ко всему, что движется. И ты думаешь ему понравится, что его жена проводит время наедине с посторонним мужиком?
— Ты преувеличиваешь.
— Поверь, преуменьшаю. Что для тебя просто вежливость, для него красная тряпка.
Не ответив, я допил остатки белого вина и направился к коридору. Когда я обувался, за мной вышла Катя.
— Ты куда?
— Покурить.
— Можешь выйти на балкон на кухне.
Дымя сигаретой в распахнутое окно, я смотрел вдаль, на уходящее за горизонт солнце. Возвращаться обратно к гостям мне не хотелось и, выкурив одну сигарету, я достал другую. На кухне Катя громыхала тарелками, загружая их в посудомоечную машину. Раздавив сигарету в пепельнице, я закрыл окно и направился к выходу.
Катя, увидев меня, улыбнулась, продолжая возиться с тарелками. Замявшись, я застыл в дверях, бросив взгляд в коридор.
— У тебя всё хорошо? — спросил я.
Катя нахмурилась.
— Ну да. А что?
Я не ответил. Что я мог сказать? Лезть в чужие дела я не любил, а уж лезть в чужие семьи для меня было чем-то крайне бестактным. Едва я открыл рот, чтобы сказать, что всё в порядке, Катя снова наклонилась с тарелкой к посудомойке и край рукава её платья задрался, оголив запястье. Слова застыли на губах при виде фиолетовых синяков. Сглотнув, я поднял глаза. Катя, кажется, не заметила моего открытия.