— Какой адрес?
— Проспект Революции 48, — называю первый пришедший на ум бар.
Минута раздумий и физрук оборачивается на меня. Я ждала, что он включит взрослого, благоразумного мужчину и отвезёт меня домой, но он, не ответив, трогается с места.
Сначала мы едем под попсу по радио, затем на светофоре спрашиваю:
— Как тебя зовут?
— Егор.
Киваю, некогда физрук снова замолкает: молчаливых я люблю. Хуже бубнящей без остановки бабы может быть только мужик. Пока едем, я достаю из сумки салфетки. Смотрясь в зеркало под козырьком, убираю остатки туши со щёк и глаз. Пытаюсь накрасить ресницы заново, но машину трясёт.
— Можешь ехать аккуратнее?
Егор молча поворачивает голову.
— Тебе без косметики лучше, — говорит он, я лишь хмыкаю.
— А ты видел меня без косметики?
— Сейчас вижу.
Проигнорировав эту вставку, докрашиваю ресницы и поправляю карандашом контур на губах. До кучи обливаю себя любимыми духами, Егор щурит нос, но ничего не говорит.
— Жвачку хочешь? — протягиваю ему пачку.
На его губах появляется ухмылка.
— Что?
— Откуда ты такая свалилась на мою голову?
— А ты откуда такой взялся в нашей школе? Вроде бы живёшь неблизко.
— Я учился раньше в этой школе, а жил через дорогу. Меня Виталий Фёдорович попросил подменить его, пока он на больничном.
— То есть ты временно у нас?
— Месяца на два-три. Как только Фёдоровичу лучше будет, вернусь обратно во ВГУИТ.
— Так ты в универе работаешь?
Егор кивает, сворачивая на проспект Революции.
— Я думала туда поступать.
— Не надо, ещё там я тебя не выдержу, — Егор улыбается, я, хоть и стараюсь выглядеть серьёзной, слегка улыбаюсь в ответ.
На следующий день мы встречаемся в школе, хотя разошлись по домам под утро. Мы проходим мимо друг друга в коридоре, кивнув в качестве приветствия. Из последних сил держусь семь уроков, чтобы не растрепать обо всём Верке и Холодцу, хотя ничего достойного внимания пока не произошло.
***
Неделю мы почти не общаемся, на уроке я, впервые за долгое время, занимаюсь. Специально надеваю лосины и майку, вызвав тем самым бурную реакцию у имбецилов одноклассников: ребята, вам ничего не светит. Кошкин весь урок крутится вокруг меня. Я, наученная жизнью и женскими пабликами в ВК, включаю стратега. Кажется, впервые в жизни называю Кошкина по имени — до сих пор подташнивает — и пока отдыхаем, сажусь рядом с ним на скамейку, громко смеясь над его тупыми шутками. Егор не замечает. Подключаю тяжёлую артиллерию: сажусь на колени к Кошкину, пока тот показывает мне мемы на телефоне. Ловлю от Веры взгляд полный шока и отвращения. Валеру вообще скрутило от ужаса. Но моя главная цель слишком увлечена подсчётам приседаний девочек. Не сдаюсь, сижу на коленях до последнего, и когда уже надумываю пересесть на лавку, Егор оборачивается в нашу сторону. Выражение его лица стоит всех мук. Он протяжно свистит и рыком выгоняет Кошкина приседать. Я, сдерживая ухмылку, ликую очередной победе.
— Ты мазохистка? — спрашивает Валерка, подсаживаясь рядом.
— Это для дела, — отвечаю я. — Потом расскажу.
Переодевшись, специально вожусь в раздевалке с ботинками, пока надо мной нависают голодные Вера и Холодец.
— Блять, там всю пиццу разберут, — ворчит Верка.
— Я ещё хочу в туалет сходить, — вру я. — Идите без меня. Займите столик и купите мне слойку с повидлом.
Вера с Валерой переглядываются, но не расспрашивают: голод выше любопытства. Нахожу Егора в старой каморке Фёдоровича, скрюченного над журналом за столом. На стук моих каблуков он поднимает голову.
— Хочешь что-то? — спрашивает он, возвращаясь к заполнению журнала.
— Даже не знаю, что, — я сажусь на край стола.
Егор сама невозмутимость. Двигаюсь ближе к журналу. Он даже не моргает, продолжает что-то неразборчиво писать. Не выдерживаю и сажусь прямо на чёртов журнал. Вздохнув, он поднимает голову.
— А если завуч сейчас сюда войдёт? Или директор?
— А я скажу, что пришла на дополнительные занятия.
Он слегка откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. Сначала мы молча смотрим друг на друга, потом он говорит:
— Я заеду вечером.
— В семь?
— В семь тридцать.
— Я буду готова в восемь.
Оставшееся время до восьми протекает крайне медленно. На уроках ещё терпимо: отвлекаюсь беседами с Валерой и Веркой, подъёбками химички, за которые получаю двойку и запись в дневник, как в первом классе.
Дома не нахожу себе места. Сначала минут сорок провожу в ванной: выщипываю брови, мою голову, брею ноги. Потом долго крашусь, затем вспоминаю слова Егора и с остервенением смываю ватными дисками всю косметику. Решаю обойтись тональником. Слегка подкрашиваю брови и подвожу губы нюдовым карандашом с лёгким розовым оттенком. Волосы, пусть и без того прямые, выпрямляю утюжком.