Волшебный сид как будто по глазам ее что-то прочитал из тревожных мыслей, тут же посерьезнел пуще, поймал ладонь, к щеке прижал.
— Правда, Олёна, не блазнишься старому страшному сиду, тут находишься, — второй рукой к волосам легко припал, погладил только, а голове сразу легче стало. — И остаться желаешь возле сида, старого и страшного, существа сказочного, непонятного, магического! Неужто не боишься?
Замотала головой по подушке, придвинулась ближе, без слов доказывая: хочет, жаждет рядом быть, не боится ни капельки!
— И вот напрасно ты меня, Олёнушка, не боишься, — заговорил печально, а глазами летними так странно засиял, что Олёна тут же и прислушалась к словам внимательно. — Я же могу, Олёнушка, ой сколько я могу! Я же могу птицей оборотиться, и меня тогда в клетку поймать надо, чтобы я сидом стал! А как меня ловить, если не знать, что я каждый день в полдень ровно на крышу спускаюсь, возле слухового окошка, чтобы подремать? Вот не знаю!
А глаза у самого так и блестят! Подсказывает! Он ей так подсказывает! Значит, можно будет его сонного взять и в клетку пересадить! Только, что за клетка? Откуда берется и как делается? Сиды же существа не простые вовсе, наверняка, и тут хитрость есть!
Гранн сощурился, продолжил побыстрее, чтобы она его не перебила, наверное, какой-то лазейкой, отнорком правила пользовался, чтобы успеть предупредить!
— Или я могу, например, из ясеневой клетки вырваться, из дубовой, из железной, а из камышовой клетки вот совсем не могу, Олёнушка, кто бы такое про сида знал или догадаться сумел? И что камышовая она — полдела, главное же, чтобы плелась она только под солнышком, не в темноте, из темноты всякий неблагой сид выходит и в темноту всякий неблагой сид потом уйдет, так что держать нас, неблагих сидов надо светом!
Дышать боясь, Олёна слушала и запоминала хватко: клетка из камыша, сделать днем, поймать туда Гранна в полдень, возле окошка уснет… А дальше что?
— Вдобавок к тому, Олёнушка, только представь, сиды могут человеку решительному, испытания прошедшему, приблазниться в виде многотысячном, чтобы человек этот лишь за сердцем следуя, избранного своего и нашел! И нет вернее тут компаса, чем чувство человека к сиду, хотя приметы есть, настоящий сид не сможет видеться совершенным и будет он оттого отталкивающим, усталым, возможно, на птицу похожим, самым некрасивым и последним!
Значит последним! Ага! Олёна погладила его, ласкового, умного, своего доброго сида по щеке, он зажмурился, едва дыхание переводя, знал что-то об испытаниях явно еще и такое, что совсем нерадостно было! И её, Олёну, огорчать боялся! Потерлась носом об его нос, без слов, чтобы не перебивать, отвлекая, а он, чудо такое, по волосам Олёну погладил, успокаивал.
— И вот тогда сида человек может при себе оставить, в Верхнем мире, а чтобы обоим в Мире Под Холмами жить, надо еще одну дорогу человеку пройти, да еще в срок уложиться, за три дня успеть, а то магия связь разорвет и прав человека не признает, а сида он, этот человек, больше никогда не увидит. Через время и забудет, чтобы дальше лететь, второе крыло искать, — повернул голову, в ладонь Олёну поцеловал, чем смутил необычайно. — Подумай еще раз, прекрасная человечья девушка Олёнушка, так ли тебе нужен старый и страшный сид Гранн, чтобы проверять, сколько всего может магия и сам этот вредный сид? Ты можешь еще от слов своих вчерашних отказаться…
А у самого лазурные глаза совсем печальные стали, как если бы Олёна-то могла отказаться, а глупый сид Гранн — уже нет! И он уже второго своего крыла никогда не отыщет! Ей стало так страшно, что она прямо всем телом к теплому сиду придвинулась.
— Нет! Ни за что! Слышишь, птаха глазастая? Кулик королевский? Ни за что! Люблю тебя, отпустить иной раз боюсь или прижать слишком сильно, нарушить тебя, хрупкого, а уходить от тебя вовсе никогда не желаю! И никакой ты не старый! И тем более — не страшный! Ты красивый, на свой особый лад, как раз такой, какой мне и нравишься!
Кулик этот глазами хлопнул невпопад, обнял, к себе целиком притянул, Олёну такой близостью аж обожгло! Весь теплый сид тоже хотел быть ее! И чтобы она была его! И отпускать не хотел!
Отстранился совсем чуточку, чтобы в глаза заглянуть и выговорил отчетливо, со смесью какой-то странной, ликование и страдание, оба неприкрытые!
— Олёнушка, человечья девушка, создание чудесное, я, сид Гранн, полюбил тебя всем сердцем, — дыхание у Олёны перехватило, душа радовалась. — Если ты согласна жить со мной в супружестве по законам Мира Под Холмами в неблагой его части, я буду счастлив быть твоим мужем. Но это значит еще, что придется пройти испытания магии и мира. Ты согласна? Ты хочешь?
Полюбовалась лазурными глазами, решилась:
— Согласна! Хочу! Сид Гранн, моченьки нет как хочу тебя своим мужем видеть! И чтобы ты по любви меня женою величал, — не выдержала и сбилась на шепот.
— Так тому и быть, — улыбнулся широко, брови опять вразлет пошли, приблизился, в глаза близко заглянул…
И поцеловал! Сам поцеловал! В губы!
Олёна тут же поняла, что первый настоящий поцелуй — вот он! Сердце застучало, глаза закрылись сами, осталось лишь чувство Гранна рядом, его губ на ее губах и чего-то невероятно прекрасного, захватывающего, что хотелось длить всю свою жизнь!
Сид отстранился, позволяя Олёне перевести дух, страшно взвыл ветер, хлопнули ставни, по дому прокатился скрип, прошла тень, ровно облачко прямо на них да под крышей набежало! Она отвела от Гранна глаза на секундочку, а когда опять поглядела, его уже рядом не было! Видимо, магия это сработала! Только-только рядом был! И вот одно пустое одеяло…
Олёна быстро поднялась, встала, гнездышко со своей стороны поправила, а там, где Гранн лежал, не решилась. Вот вернется, тогда она все самолучшим образом и расправит!
Платье верхнее нашлось неподалеку, а вот с обувью было пусто — из дому она босиком убежала, на дворе хоть и осень была, октябрьская, промозглая, да не холодная, долго она босиком не находит! Олёна посамоуправствовала, обмотала ступни одеялами, решила, как только найдет, из чего, так и лапти справит, а пока можно пойти камыша надергать — до полудня далеко, клетку еще сплести надо!
Возле дверей нашлись и корзинки разные, стоило только поискать, как из воздуха проявились! В корзинку нужного размера Олёнушка бросила на дно и нож, один из самых острых, которым вчера для супа овощи резала.
Стоило Олёне открыть дверь наружу, как поразилась: небо тут было такое же, голубое, зеленовато-изумрудное лишь к западу и востоку, а болото выглядело приветливым, ну чисто луга альпийские! Она осторожно шагнула за порог, не забыв прицепить к косяку прихваченную нитку. Как они на дом этот позавчера вышли, Олёна хорошо помнила — выглядел тот дом как тень квадратная, а если даже сид кругами плутал, так ей поберечься вовсе не помешает.
Камыши ближайшие виднелись в шагах двадцати, по кочкам к ним прыгать было неудобно, Олёна пожалела, что сама не сид, но решительно вступила на первый клочок земли. Возможно, она отвыкла ходить по болоту за два дня, что было бы страннее страньшего, но кочка под ногой даже не колыхнулась! И круги по болотной воде не пошли! Олёна установила вторую ногу, и опять тот же фокус!
Шальная мыслишка попрыгать была Олёною отогнана — какие тут шалости и развлечения! Ей нужен камыш! И она к нему подойдет! И нарвет! Она открутила еще нитки, шагнула на вторую кочку, да неважно шагнула, промахнулась! Взмахнула руками, чтобы удержаться, но наступила на жижу, ожидая беспомощного барахтанья…