Выбрать главу

  После этого, решив, что с церемониями покончено, д'Артаньян решительно зашагал прочь от дома.

  - Арамис, - негромко окликнул друга Атос. - Мне показалось, или наш дорогой друг собрался в церковь?

  Арамис задумчиво покачал головой, поверить в религиозность гасконца ему было сложно.

  ***

   Д'Артаньян действительно направился в церковь, но совсем не для того, чтобы возносить молитвы. Религиозное воспитание гасконца вообще ограничивалось тремя заповедями, преподанными ему его глубокоуважаемым батюшкой. Первая заповедь гласила, что нет места ни на земле, ни в небе лучше, чем Гасконь. Вторая утверждала, что гасконцы - величайший народ, а третья заповедь призывала вызывать на дуэль всех, кто попытается оспорить первые две заповеди. А в церковь гасконца тянуло стремление пообщаться не с небесами, а с симпатичной девицей, с которой д'Артаньян столкнулся вчера у аббатства Сен-Кле. Девица, её звали Кэт, служила камеристкой у какой-то знатной дамы и восхищённая до глубины души чёрными усами гасконца и его длинной шпагой, охотно согласилась встретиться. Местом встречи была выбрана церковь, куда госпожа Кэт ходила на службу всякий раз, как возвращалась в Париж из Лондона.

   Д'Артаньян так спешил встретиться с Кэт, что прибыл к церкви раньше назначенного часа. Чтобы скоротать время, он разговорился с кучером, уныло сидящим на козлах богатой кареты и вскоре знал всё и о Кэт, и о её госпоже, и даже о самом кучере.

  - Так говоришь, миледи француженка, но живёт в Лондоне, - небрежно спросил д'Артаньян, не отводя взгляда от входа в церковь.

  - Да, - кучер с готовностью кивнул. - Беда у нашей миледи приключилась, муж горячо любимый умер, вот она долго во Франции и не может, тоскует.

  - А хороша ли миледи?

  - Красавица! - кучер восторженно закатил глаза. - Волосы светлые, что лучи солнца, а глаза голубые.

  - А как у неё мужа звали? - насторожился гасконец, которому сразу вспомнился портрет из комнаты Атоса.

  Кучер огорчённо развёл руками:

  - Не знаю, господин мушкетёр (д'Артаньян, естественно, представился мушкетёром). Я человек маленький, мне это не ведомо. У Кэт можно спросить, да вот и она. Вместе с госпожой из церкви выходит!

  ***

  Миледи. После того, как меня с клеймом на плече оставили висеть на дереве, прошло почти два года. Мне повезло, я выжила. Его Высокопреосвященство лично заинтересовался моей скромной персоной и не только спас жизнь, но и предложил служить ему. Я согласилась, и ни капли не жалею об этом. Да, я агент кардинала, презренная интриганка, но кто в наше время не интригует? И где были все эти благородные и бесстрашные, когда мне действительно была нужна помощь?

  Из Франции я уехала сразу же, как только поправилась, прозвучит, возможно, глупо, но мне было очень больно оставаться там, где мои наивные мечты на долгую и счастливую жизнь развеялись прахом. Почему развеялись? Всё очень просто. Господин кардинал, как и любой другой по-настоящему мудрый человек, на слово никому не верит, и мою историю, естественно, проверил самым тщательным образом. Так я и узнала, что старый граф отравлен, а мой муж пропал, предположительно погиб. Я запретила себе вспоминать Антуана, его всё равно уже не вернёшь. Да и как любезно пояснил мне глубокоуважаемый господин Рошфор, клеймёной нет места рядом с графом, даже если мой муж жив.

  Я захлопнула веер, прогоняя неуместные воспоминания, и с обольстительной улыбкой вышла из церкви. Моя камеристка Кэт, вопреки сложившейся уже традиции не стала вертеть головой по сторонам, высматривая очередной идеал своей мечты (усы и шпага), а целенаправленно, словно флюгер на сильном ветру, повернулась к нашей карете. Не успела я порадоваться тому, что девочка, кажется, взрослеет, как заметила стоящего у кареты мальчишку. Мда, вот он, идеал моей Кэт, усы и шпага, точнее не скажешь. Гасконец, кажется. Мальчишка при виде Кэт весь прямо засветился от радости, а потом взглянул на меня и замер. Хе-хе, юноша, я и сама знаю, что прекрасна. Мне это говорили люди куда более известные и уважаемые, чем вы.

  - Сударыня, - гасконец бросился ко мне с такой прытью, что я невольно отшатнулась. - Три тысячи чертей, прошу прощения, я чертовски рад Вас видеть!

  - Вы мне незнакомы, - холодно бросила я, решительно направляясь к карете.

  Ещё не хватало, болтать на улице с каким-то гасконцем! Пусть обхаживает Кэт, хотя для него и она слишком хороша.

  - Сударыня, Ваш портрет стоит в комнате моего друга! - настырный гасконец никак не хотел понимать, что его компания для меня нежелательна.

  Я дёрнула плечиком, но замедлила шаг. Что-то не припомню, чтобы во Франции позировала кому-то для портрета. Хотя... Нет, было! Давно, ещё в той, безоблачно-счастливой жизни с Антуаном, он тогда пригласил художника, который рисовал фамильные портреты де Ла Феров.